Она огляделась. Группа криминалистов, приехавшая раньше нее, была занята работой.
– Здравствуй, Толь! – поприветствовала она оперативника Толю Волохова.
– Привет, Маруся!
Майор Волохов, белобрысый, рослый и могучий, как древнерусский богатырь, бережно пожал ей руку, словно боялся ее сломать. Слегка одутловатые щеки его покрывала двухдневная щетина.
– Как сама? – обронил Толя Волохов, вглядевшись в бледное лицо Марии.
– Ничего. А ты?
– Да все путем.
– Как Галя? – осторожно спросила Маша.
По лицу Волохова пробежала тень.
– Плохо, – пробасил он. – Она меня уже не узнает. Принимает то за брата, то за отца. Доктора говорят, что процесс уже необратим.
– А как у тебя там? – столь же осторожно спросила она, намекая на любовную связь Волохова на стороне.
Толя сощурил глаза:
– А тебе все надо знать, да?
– Ты мой друг. Но если не хочешь – не говори.
Он вздохнул:
– Да ладно, чего уж… Там у меня все закончено. Удивил?
– Немного.
– Да я и сам на себя дивлюсь. Понимаешь, Марусь, не могу я так. Жена тяжело больна, а я шашни кручу с любовницей. Как будто пир во время чумы. Как будто уже похоронил Галку при жизни. Все это как-то не по-человечески.
– И что будет дальше?
– Сам не знаю. Может, ничего и не будет. Я в последнее время сам не свой. Думал, давно уже ничего не чувствую, а тут вдруг… проняло. Посмотрел однажды на ее руки тонкие, на ее щеки запавшие, на ее глазища… Ну, и дернулось что-то внутри. Тебе смешно?
Маша покачала головой:
– Нет.
Толя усмехнулся:
– Ладно, Марусь, давай не будем о грустном. О, а вот и наш буддист вышагивает! – Он протянул руку подошедшему оперативнику Стасу Данилову. – Здравствуй, брахмапутра!
– Те же и там же, – иронично констатировал Стас. – Красавица и чудовище.
Худощавый, насмешливый Стас Данилов пожал протянутую руку, глянул на заросшие щетиной щеки здоровяка-оперативника и спросил:
– Анатоль, мон ами, вы совсем перестали бриться?
Волохов поскреб толстыми пальцами по щетине.
– А что, не нравится?
– Трудный вопрос. Скажу одно: если ты думаешь, что борода добавляет тебе шарма, ты ошибаешься. Это же относится и к мешкам под твоими глазами. Если, конечно, в этих мешках у тебя не золото.
Глядя на коллег, Маша в который уже раз подумала, что они выглядят как полная противоположность друг друга. Стас не только был худощав и темноволос, но и обладал приятной наружностью, тогда как Толя Волохов был вылеплен грубо и незатейливо. Чувственные черты Стаса и светящийся мальчишеский взгляд его серых глаз могли покорить самое неприступное женское сердце. Волохов же в присутствии красивых женщин терялся, краснел и делался еще более неуклюжим.
– Что тут у нас? – спросил Стас.
– Мертвая девчонка, – ответил Волохов.
– Пошли, посмотрим.
Они двинулись к женскому телу, распростертому на земле неподалеку от дороги. Молодой криминалист Паша Скориков, долговязый и носатый, стоял на сухом участке между двух луж и фотографировал место преступления.
– Привет, Паша! – поприветствовала его Мария.
– Здравствуйте, Мария Александровна!
– Судмед еще не приехал?
– Нет, – ответил Скориков.
– Ты уже провел осмотр?
– Да, только что. Трупное окоченение не наступило, да и тело не совсем остыло.
Мария взглянула на тело. Девушка была одета в джинсы и свитерок. Лежала она на правом боку, голова была запрокинута, и Маша видела широко раскрытый голубой глаз. Губы девушки были зашиты черной нитью. На шее виднелись синяки – признак того, что ее душили.
К Маше, широко задирая ноги, чтобы не угодить в лужи, подошел следователь Пожидаев из Следственного комитета. Выглядел он уставшим и недовольным. Впрочем, как всегда. Щеки обвисли, на лбу морщины, в бесцветных глазах – вековая усталость и обида на бога за свою неудачную долю.
– Здравствуй, Маш.
– Здравствуйте, Юрий Михайлович. Сегодня вы?
– Угу. И дело это, судя по всему, сунут тоже мне. Ты как, уже оклемалась?
– Как видите.
– Ну и отлично. Работай, а я пойду доложусь. Трубу в машине оставил.
Следователь, подтянув брюки и задирая ноги еще выше, двинулся к своей машине. Он был похож на старую цаплю.
– Когда, по-твоему, наступила смерть? – спросила Мария у криминалиста Скорикова.
– Думаю, пару часов назад, – ответил тот.
– При девушке найден паспорт на имя Ирины Викторовны Романенко, – пробасил Толя Волохов. – Восемьдесят шестого года рождения.
– Стас, – обратилась Маша к оперативнику Данилову, – позвони в управление, пусть пробьют по нашей базе.
– Хорошо, Марусь.
Данилов полез в карман за телефоном. Мария снова взглянула на криминалиста Скорикова:
– Можно я?
– Само собой, – сказал Скориков и отошел в сторону.
Мария присела на корточки рядом с телом девушки. Вдохнула ноздрями воздух и ощутила едва уловимый запах парфюма. Дорогого парфюма. Аромат немного приторный и очень навязчивый…
Она ожидала почувствовать другие запахи, более неприятные, но, к своему удивлению, поняла, что никаких других запахов нет. Поначалу это привело Марию в замешательство, но через несколько секунд она вспомнила, что это дизосмия. Функциональное расстройство, часто возникающее у людей, переживших стрессовую ситуацию или психическую травму (об этом ей рассказывал на одном из сеансов доктор Козинцев). Мозг отказывается воспринимать определенные запахи, особенно неприятные.
Маша сосредоточилась на изучении тела. Девушка была молодая, не больше двадцати пяти лет. Красивое лицо, чувственные губы, хорошая фигура. Кожа уже приобрела характерную мертвенную бледность, но все еще было видно, что при жизни девушка не забывала ходить в солярий. На лице у погибшей Мария разглядела ссадины и царапины.
– Ну, что видно? – поинтересовался Скориков.
– Дай мне еще пару минут, – попросила Маша.
Она продолжила систематично изучать труп, стараясь не пропускать деталей, но вскоре поняла, что лекарство, принятое недавно, мешает ей сконцентрироваться. И тогда Маша заговорила вслух, надеясь, что звук собственного голоса поможет ей мобилизоваться.
– Паша, ты прав. Девушка умерла около трех часов назад. На шее отчетливые следы удушения. Скорей всего, смерть наступила из-за этого.
