Девушка взглянула на заведующего и деловито осведомилась:
– Какого рода работа мне предстоит в первые недели?
– Первый месяц будет скорее ознакомительным, – ответил Игорь Константинович. – Хотя… я не совсем правильно выразился. Вы будете практикующим врачом, но работать станете под руководством опытного наставника. Кроме того, вы не сможете принимать участие в исследовательской работе клиники.
– И это продлится целый месяц?
Черневицкий кивнул:
– Да. Вам следует набраться терпения. Некоторые из аспектов исследовательской деятельности мы предпочитаем держать в секрете – до полного завершения исследований и опубликования их результатов. Но через месяц или два вы станете полноправным участником процесса.
Вера задумалась. Черневицкий и Сташевская не торопили ее с ответом, давая возможность поразмыслить.
На лице Сташевской застыла вежливая улыбка, но острый взгляд ясно говорил о том, что дама продолжает внимательнейшим образом изучать девушку. Ей, так же как и Черневицкому, хотелось убедиться в том, что выбор, который сделала клиника, пригласив Веру Арнгольц, был правильным.
Каждый ответ на вопрос, каждая реплика и каждое движение нового врача подвергались тщательному анализу. Пока для Веры открыто лишь то, что ей положено знать. Остальное – потом, быть может, через несколько месяцев, когда она освоится и станет в клинике «своей».
За три дня Черневицкий и Сташевская тщательно изучили биографию претендентки на вакантное место. Им известно, что мать Веры заболела белой горячкой и четыре года назад выбросилась из окна, что старшая сестра Ольга после смерти матери пустилась во все тяжкие, начав с вечеринок и легких наркотиков, а закончив панелью и клинической смертью. Знали они и то, что Вера, имевшая перед глазами печальный опыт матери и сестры, дала себе слово непременно выбиться в люди и что на выбор профессии повлияла болезнь матери, мучения которой проходили на глазах дочери.
Недобрав одного балла при поступлении в институт, Вера пошла на платное отделение. Чтобы оплачивать обучение, подрабатывала уборщицей, массажисткой, няней и даже сгребала навоз на подмосковной ферме. Девушка буквально ногтями выцарапывала себе входной билет в благополучное будущее. И скорее небо упадет на землю, чем она согласится пустить свою жизнь под откос.
Они знали о Вере все. Или почти все. И теперь им нужно было убедиться воочию, что они не ошиблись в своем выборе.
– Все это мне не очень нравится, – заговорила наконец Вера. – Честно говоря, я рассчитывала сразу включиться в исследовательскую работу. Не люблю сидеть сложа руки, когда другие трудятся.
Черневицкий и Сташевская переглянулись. Черневицкий заговорил снова.
– Вера Сергеевна, вы будете получать сто двадцать пять тысяч рублей в месяц плюс премиальные. Кроме того, после года работы получите возможность взять у клиники беспроцентный заем в сумме сто пятьдесят тысяч долларов на срок до десяти лет.
Сто двадцать пять тысяч в месяц? Беспроцентный заем? Вера надеялась, что ей удалось сохранить на лице невозмутимое выражение, но едва удержалась от глупой улыбки.
– Условия хорошие, – медленно и как бы задумчиво проговорила она.
Алла Львовна чуть заметно усмехнулась.
– Сколько дней вам нужно на обдумывание? – спросил Черневицкий.
– Я готова ответить прямо сейчас, – сказала Вера.
– И каков будет ваш ответ?
– Я согласна.
Заведующий клиникой улыбнулся.
– Нам нужна свежая кровь, Вера, – сказала доброжелательным голосом Алла Львовна. – И мы очень рассчитываем на вас.
Вера кивнула и ответила – серьезно и искренне:
– Вы не пожалеете, что остановили свой выбор на мне.
– Надеемся, что так и будет, – довольно кивнул Игорь Константинович. – Я хочу, чтобы вы правильно все поняли, Вера. В нашей клинике работает дружный коллектив врачей-единомышленников. Состав врачебного пула постоянен. В некотором роде, мы сделали для вас исключение. Любому коллективу нужна молодая кровь. Так что… Добро пожаловать в нашу семью!
Когда Вера покинула кабинет, Сташевская повернулась вместе с креслом к Черневицкому и спросила:
– Ну? Что вы о ней думаете?
– Она – то, что нам надо, – ответил Черневицкий. – Амбициозна, умна, упряма. Анализируя проблему, не руководствуется предубеждениями. Тщательно взвешивает все «за» и «против», но, решившись на что-то, уже не колеблется, а бросает свои ресурсы на решение поставленной задачи.
– Да. Но будут ли данные качества нам на руку?
– Уверен, что да. После стольких лет нищеты и адской работы она голодна, страшно голодна. Говорю вам, эта девушка – наш человек.
– Когда вы намерены ввести ее в курс дела?
– Еще не решил. Думаю, не раньше чем через месяц. Поначалу ее надо увлечь работой. Сделать так, чтобы наша клиника стала ей родным домом. Чтобы она держалась за нас руками и зубами. И тогда мы сможем направить ее энергию в нужное нам русло. Кроме того, необходимо тщательнее к ней присмотреться.
– Но девушка может начать догадываться. Как вы развеете ее подозрения, если таковые возникнут?
Черневицкий усмехнулся:
– Никак. Подозрения лишь подогреют ее интерес.
Сташевская чуть прищурила светлые недобрые глаза, обдумывая слова Игоря Константиновича, после чего спросила:
– А если вы ошибаетесь?
Черневицкий отвел взгляд и, нахмурившись, проговорил:
– Это будет прискорбно. В первую очередь – для нее.
– В первую очередь это будет прискорбно для нас с вами, – сказала Сташевская. – От нас ждут правильного выбора. Если мы ошибемся, я не поставлю на наши с вами жизни и ломаного гроша.
2
До сих пор дела шли довольно погано. За девять месяцев «одиночного плавания» вдали от отцовского бумажника и связанных с ним удовольствий Алексей Тенишев продал всего две картины. Да и те купили его бывшие приятели, для которых сумма в тысячу долларов не значила ровным счетом ничего. Они ежемесячно тратили на рестораны и ночные клубы в два раза больше. Теперь Алексею трудно было поверить, что и он когда-то вел подобный образ жизни.
Тенишев-старший выбился в люди из «простых прорабов», а сейчас его строительная фирма была самой крупной в Барнауле. Он хорошо помнил свое бедное детство, и ему казалось, что тратить деньги на развлечения – сущее безумие. В его представлении человек рождается для того, чтобы работать и зарабатывать.
Несколько лет бизнесмен скрепя сердце потакал «шалостям» сына, надеясь, что с возрастом парень образумится и станет «вполне приличным членом общества». Но тот не оправдал надежд отца, и пришлось пойти на крайние меры.
Громыхая по супермаркету тележкой, Алексей теперь должен был подсчитывать, хватит ли ему денег на хлеб, молоко и фрукты. Первое время он постоянно ошибался – отвыкшая от цифр голова не справлялась с расчетами. Стоя у кассы и откладывая в сторону «лишние» продукты, Тенишев сгорал от стыда. Ему казалось, что со всех сторон на него изумленно таращатся бывшие друзья. А среди их холеных физиономий торчит лицо его отца – загорелое, невозмутимое, со стальными холодными глазами и насмешливым ртом.
