В кабинете у Черневицкого в кресле, придвинутом к окну, сидела Алла Львовна Сташевская. На приветствие Веры она едва заметно кивнула.
Игорь Константинович Черневицкий восседал за своим столом. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, черные усики и такая же черная бородка тщательно подбриты и ухожены. Заведующий указал Вере на стул, стоящий посреди кабинета.
– Прошу вас, Вера Сергеевна.
– Благодарю.
Вера опустилась на стул, лицом к Черневицкому, и всей кожей почувствовала гнетущую атмосферу в кабинете. На лице заведующего застыло такое выражение, словно он знал за подчиненной какую-то страшную вину.
Двое охранников тотчас встали у нее за спиной. Вера покосилась на них и с усмешкой поинтересовалась у Черневицкого:
– Я что, арестована?
Заведующий слегка подался вперед и тихо, желчно проговорил:
– Вы можете паясничать сколько угодно. Но это не самый лучший способ вести беседу.
Внимательней взглянув на Черневицкого, Вера поняла, что перегнула палку, – несмотря на внешнее спокойствие, заведующий явно пребывал в ярости.
– Зачем вы ходите к Осадчему? – спросил он. – Чего вы добиваетесь?
Вера нахмурилась.
– Вам Шевердук нажаловался?
– Не будьте наивной, Арнгольц. По всей клинике стоят видеокамеры. В первый раз я ничего вам не сказал – списал ваш визит в ту палату на профессиональное любопытство. Но вы пришли к Осадчему снова. Зачем?
Немного поколебавшись, Вера решила сыграть с открытыми картами.
– Я не нахожу у молодого человека признаков психической болезни, – заявила она. – И мне это кажется странным.
– Не находите признаков? – Черневицкий усмехнулся. – Милая моя, но ведь вы даже не видели его больничную карту.
– Так дайте мне на нее взглянуть.
Профессор отрицательно покачал головой:
– Нет. Вера Сергеевна, мне не нравится ваше поведение. Вы всюду суете свой нос и тем самым нарушаете условия договора. Мы терпеливы, но и нашему терпению может прийти конец.
Вера вздохнула.
– Я просто хочу делать свою работу, – устало произнесла она. – Но в клинике везде, куда бы я ни пошла, стоят заградительные знаки. Как можно работать в таких условиях?
Черные, «мефистофельские», брови заведующего сошлись на переносице.
– Еще раз повторяю вам: вы сами согласились на эти условия. Разве не так?
– Так, – кивнула Вера. – Но тогда я не знала, что…
«Стоп! – сказала себе Вера. – Ни слова о Плучеке! И ни слова о нападении! Для начала нужно разобраться в том, что здесь происходит. Сболтну лишнее, и меня попросту вышвырнут из клиники».
– Чего вы не знали? – не понял Черневицкий. – О чем вы говорите?
Вера вяло улыбнулась:
– Я не знала, что будет так тяжело их выполнять. Посудите сами: я числюсь в клинике врачом. Но меня не допускают до больных, меня не допускают до исследовательской работы. У меня меньше прав, чем у обычной медсестры! Я была бы рада быть лояльной, но откуда ей взяться, лояльности? Вы хотели, чтобы я почувствовала себя «членом большой семьи»? Отлично. Но пока что я существую в клинике на правах нелюбимой падчерицы. Вот если бы я включилась в работу…
– Все это мы обговорили заранее, – повысил голос Черневицкий. – Вы знали, на что шли, и я не собираюсь снова обсуждать это. – Профессор откинулся на спинку кресла, глянул на Веру сердито и объявил: – Я даю вам еще три дня. Если в течение означенного времени вы хоть раз нарушите условия договора, я вас уволю.
Вера отвела глаза и тихо проговорила:
– Что ж… пожалуй, справедливо.
Увидев на лице Веры искреннее – как ему показалось – раскаяние, Черневицкий чуть смягчился.
– Вера Сергеевна, – назидательно, но мягко продолжил заведующий, – я не хочу показаться вам каким-то чудовищем. Если мы что-то от вас скрываем, то делаем это исключительно ради нашего общего дела. Вы должны сделать свой выбор. Либо вы через месяц, а может даже раньше, включитесь в исследовательскую работу, либо через три дня окажетесь за дверью с «волчьим билетом».
Девушка молчала, опустив взгляд и рассматривая свои колени. Ей уже стало понятно, что перед этими людьми умнее всего сыграть роль школьницы, осознавшей свою вину. Да и кем еще она для них является? Вчерашняя студентка. Любопытная девчонка, из которой они хотят вылепить врача – вылепить по собственному образу и подобию.
Смиренная поза Веры окончательно смягчила Черневицкого.
– Вера Сергеевна, – сказал он совсем уже отеческим тоном, – пообещайте мне, что будете вести себя правильно. По крайней мере до тех пор, пока не получите специальный допуск в лабораторию.
Вера, не поднимая глаз, кивнула:
– Да, Игорь Константинович. Я обещаю.
– Ну, вот и хорошо, – заведующий облегченно вздохнул. – Анна Львовна, у вас есть вопросы?
– Нет, – подала голос со своего места Сташевская.
Черневицкий снова повернулся к Вере:
– Вы можете идти, Вера Сергеевна.
Профессор взял со стола бутылочку минералки и открутил крышку. Вера встала. Уже поворачиваясь к двери, она вдруг опять взглянула на заведующего и попросила:
– Игорь Константинович, не могли бы вы дать мне номер телефона доктора Плучека?
Бутылочка с водой замерла у губ Черневицкого.
– Что… Зачем?
– У нас с ним есть одно незавершенное дело, – объяснила Вера. – Личного порядка. Он дал мне свой номер, но я его, кажется, потеряла.
Черневицкий и Сташевская переглянулись.
– Гм… – Игорь Константинович почесал уголок губ горлышком бутылки. – Давайте сделаем так: я позвоню Павлу Сергеевичу и скажу, что вы хотели с ним поговорить. Если он сочтет нужным, то перезвонит. Вас устраивает?
– Устраивает, – кивнула Вера, хотя подобный вариант ее совсем не устраивал.
– В таком случае – идите работайте.
18
Охранники вышли следом за Верой. Алла Львовна и Черневицкий остались в кабинете одни.
Игорь Константинович повернулся на крутящемся кресле к окну и негромко произнес:
– Кажется, все в порядке. Она осознала свою вину.
Сташевская достала из сумочки серебряный портсигар и открыла крышку.
– Хотите узнать мое мнение? – тихо спросила она, доставая из портсигара длинную тонкую сигарету.
Черневицкий кивнул:
– Конечно.
– Она не успокоится, – Алла Львовна вставила сигарету в рот и щелкнула золотой зажигалкой, прикурила и спрятала зажигалку с портсигаром в сумочку. – Мне знаком этот блеск в глазах. С мужчиной мы еще могли бы договориться, но с женщиной… – Алла Львовна покачала головой. – Нет.
