– Вот и хорошо. Ведь именно на это мы и рассчитывали.
– Да, но…
– Что?
Игорь Константинович опять вздохнул и тягостно проговорил:
– Ничего. А что насчет следователя? Он может здорово испортить нам жизнь.
– Я решу проблему.
– Вы уверены?
– Да. Еще какие-нибудь вопросы?
– Нет.
Собеседник выдержал паузу, а потом вдруг спросил – спокойно и невозмутимо:
– Игорь Константинович, вы не будете против, если я завтра заеду в клинику?
У Черневицкого отвисла челюсть. За три года сотрудничества Добрый Самаритянин ни разу не был в клинике. Пару раз от него приезжали какие-то странные неразговорчивые люди в темных костюмах и в темных очках. Они просматривали материалы исследований, обходили клинику, присутствовали на испытаниях, записывали что-то в блокноты, а потом уезжали на черных бронированных машинах.
И вот теперь Добрый Самаритянин решил пожаловать сам. Что бы это значило? И к каким последствиям приведет его визит?
– Игорь Константинович, вы меня слышите? – нетерпеливо окликнул его собеседник, не дождавшись ответа на свой вопрос.
– Да! – выпалил Черневицкий. – Да, конечно. В котором часу вы приедете?
– Не знаю. Но, думаю, время не имеет особого значения. Просто будьте на рабочем месте.
– Хорошо.
– Всего доброго.
– Всего…
Добрый Самаритянин отключил связь.
Несколько секунд Игорь Константинович сидел неподвижно, затем положил трубку на рычаг и выпрямился в кресле. Он посмотрел на серое, испещренное дождевыми каплями окно, криво усмехнулся и хрипло пробормотал себе под нос:
– Если так пойдет и дальше, скоро я совсем останусь без врачей.
21
Следователь Николай Степанович Рогожин вытер рот салфеткой и встал из-за стола.
– Ну, спасибо, пышечка, уважила.
Людмила Рогожина, не переставая мыть посуду в раковине, повернула голову и сердито бросила:
– Я сто раз просила не называть меня пышечкой!
Рогожин хихикнул:
– Не понимаю, чего ты злишься. Я люблю пышечек. Они такие аппетитные!
Николай Степанович ухмыльнулся, подошел к жене сзади и обхватил руками ее тяжелые груди. Людмила шутливо ударила его полотенцем.
– Тьфу ты, неугомонный! Вечера дождись!
– Ты ж в девять уже спишь.
– А ты возвращайся пораньше. Скоро забуду, как мужчина пахнет.
– Любовника заведи.
– Ты разрешаешь?
– Конечно. Хоть двух!
Рогожин засмеялся и убрал руки с внушительного бюста супруги. Затем рассеянно огляделся по сторонам.
– Ты сейчас снова на работу? – спросила Людмила, наливая на губку средство для мытья посуды.
– Угу, – он пробежался руками по карманам. – Слушай, Люсь, ты мои сигареты не видела?
– Посмотри в прихожей, на столике.
– Кто их туда положил?
– Ты сам и положил. – Жена сполоснула тарелку и поставила ее на полку. – Когда уже бросишь?
– Чего? Курить? – Рогожин хмыкнул. – А зачем? Мне нравится курить.
– Рано или поздно сигареты тебя убьют!
– Мой отец прожил восемьдесят лет и до самого последнего дня дымил, как паровоз.
– А не дымил бы – дожил бы до ста.
Николай Степанович хихикнул:
– Мне хватит и восьмидесяти. Ладно, пойду.
– Когда будешь дома?
– Поздно.
– Котлеты оставлю на плите. Разогреешь сам. И осторожнее там… Терпеть не могу твою работу!
Рогожин чмокнул жену в щеку, повернулся и зашагал в прихожую.
Через пять минут он вышел из подъезда и остановился, чтобы закурить. Эту процедуру следователь Рогожин проделывал каждый день. Сегодня, однако, чего-то не хватало. Николай Степанович прислушался и понял – чего. На четвертом этаже вот уже неделю шел ремонт, и каждый день Рогожин покидал дом под аккомпанемент жужжащей дрели или стучащего молотка. Но сегодня было тихо.
Рогожин вставил в рот сигарету, достал из кармана зажигалку, выщелкнул пламя и неторопливо прикурил.
«Сигареты меня когда-нибудь убьют? – насмешливо подумал он. – Черта с два!»
Рогожин выдохнул дым и собрался уже было шагнуть, однако не успел. Что-то просвистело в воздухе, и в следующее мгновение мир в глазах Николая Степановича погас. Словно телевизор выключили.
Где-то закричала женщина. Потом еще одна. Не прошло и пяти минут, как тело Рогожина обступили люди.
– Что там такое? – спросила какая-то любопытная старушка, протискиваясь сквозь толпу. Протиснулась и, увидев распростертое на асфальте тело, в ужасе перекрестилась. – Свят-свят-свят! Что ж с ним, сердешным, сталось-то?
– Там наверху балкон ремонтируют, – ответил ей кто-то. – Кирпич отвалился и прямо ему на голову.
Старуха снова перекрестилась.
– Смерть-то какая глупая… – со вздохом пробормотала она.
– Да уж, – поддакнул кто-то.
А во двор, оглушительно завывая сиреной, уже въезжала машина «Скорой помощи».
Глава 4
Катастрофа
1
Алексей Тенишев стоял у мольберта и мрачно смотрел на незаконченную картину. Чем дольше он над ней работал, тем большими подробностями она обрастала. Теперь на картине была изображена не только девушка – из-за дерева за ней внимательно наблюдал молодой мужчина. Он был одет в какую-то странную куртку и высокие сапоги. Лицо мужчины еще не было тщательно прорисовано. Алексей изо всех сил напрягал воображение, но никак не мог увидеть его лицо. В правой руке мужчина сжимал рукоять кривого кинжала.
Кроме того, в листве деревьев угадывались смутные силуэты всадников. Еще час назад Тенишев не предполагал, что они появятся на полотне, и теперь смотрел на творение своих рук немного обескураженно.
Сценка казалась ему смутно знакомой: и человек с кинжалом, и эти всадники… Может быть, он видел их во сне? Возможно. Образы, выходившие из-под кисти Тенишева, пугали его самого. Внутренний голос просил его остановиться, уничтожить картину, пока не случилось чего-то страшного. Но совесть и страсть художника заставляли продолжать работу, не сходить с пути и идти до самого конца.
Тенишев вздохнул и занес над картиной кисть, приготовившись прорисовать лицо человека с кинжалом, но тут в дверь постучали.
Створка приоткрылась, и заглянула Ольга.
