Всадники приближались. Первым ударом нужно выбить из седла самого сильного из них, того, который скачет впереди. Убей вожака, а шавки разбегутся сами…
До всадников оставалось не более десяти ярдов. Граф Лангстоун взглянул в холодные глаза противника и…
И тут что-то случилось. Глаза Лангстоуна заволокла желтоватая пелена. Граф покачнулся, зажмурился – и снова открыл глаза.
Перед собой он увидел длинный, тускло освещенный коридор. В глазах двоилось – так в случае двойной экспозиции один кадр на фотопленке наслаивается на другой. Сквозь стены коридора еще виднелись деревья, а под ногами камни, но с каждой секундой они становились все призрачнее, пока не исчезли совсем.
– Что? – хрипло проговорил мужчина, тряся большой лысоватой головой. – Что такое со мной?
Он взглянул на свою руку и понял, что держит в ней молоток, а его тупой конец испачкан кровью. Он посмотрел ниже и увидел своего врага. Тот лежал на полу в неестественной позе, словно в последний момент судорожно пытался вылезти из собственной кожи. Голова врага была разбита молотком.
– Надо идти… – прошептал тогда Шевердук. – Идти…
Иван Федорович сунул окровавленный молоток в карман халата и хотел уйти, но вдруг остановился, нагнулся и обшарил карманы Сташевского. В одном из них он обнаружил пластиковый ключ с кодом «003». Затем взял Сташевского за ворот халата и потащил к холодильной камере.
– Рейк Рочестер… – бормотал Шевердук. – Мерзавец и сын мерзавца…
* * *
Вера стремительно шла по больничному коридору. У ее наставника помутился рассудок. Нужно как можно скорее сообщить об этом Черневицкому. Хотя… Тут Вера замедлила шаг. Возможно, будет лучше, если первым делом она позвонит следователю Рогожину – Шевердук убил жену, расследованием должна заниматься милиция.
Вера остановилась и полезла в карман за телефоном. Однако мобильник не достала и нахмурилась. Позвонить следователю или сообщить заведующему? Шевердук опасен, и только Черневицкий может принять меры, чтобы защитить персонал клиники от свихнувшегося врача.
Она вытащила руку из кармана и тронулась с места, но тут кто-то окликнул ее:
– Вера Сергеевна!
Девушка вновь остановилась и оглянулась на голос. По коридору к ней приближался охранник.
– В чем дело? – удивилась Вера.
Охранник усмехнулся:
– На пару слов…
– Я спешу, мне нужно срочно поговорить с заведующим.
– Это не займет много времени, – заверил охранник.
Выражение его лица насторожило Веру. Она вскинула брови:
– Что-то важное?
– Нет, но…
– Тогда переговорим потом!
И Вера снова заспешила к кабинету. За спиной затопали ботинки, и охранник резко произнес:
– Немедленно остановитесь!
Вера не послушалась. Впереди возникла еще одна рослая фигура – второй охранник преградил девушке путь. «Что здесь происходит?» – хотела гневно спросить она и вдруг увидела нечто жуткое – охранник положил руку на электрошокер, пристегнутый к поясу.
Вера резко остановилась. Охранник понял, что совершил ошибку, моментально убрал руку с электрошокера, но было уже поздно. Секунду поколебавшись, Вера быстро свернула в коридор, ведущий к кабинетам врачей.
– За ней! – крикнул охранник с электрошокером.
8
Иван Федорович Шевердук смотрел на подернутое инеем лицо жены и размышлял. Он никак не мог понять: жаль ему Катю или нет и чего в его душе больше – ненависти или любви?
Они поженились всего два года назад, и брак их был неравным во всех отношениях. Во-первых, разница в возрасте. Пусть не катастрофическая, но все же. Во-вторых, социальное положение. Катя – танцовщица в дешевом баре, он – солидный, уважаемый всеми врач, без пяти минут (так, по крайней мере, хотелось думать Шевердуку) заведующий клиникой. В-третьих, темперамент. Иван Федорович был сдержан и суров. Катя же всюду, куда ни попадала, мгновенно становилась душой компании. Шевердук часто думал о том, какие они разные, и мысль об этом настораживала и пугала его.
Сейчас, стоя над трупом жены, Иван Федорович пытался отыскать в своем сердце сожаление или хотя бы просто осознать ее смерть, но ему все время что-то мешало.
Ему не удавалось сосредоточиться – вот в чем дело. Шевердук как бы завис между двух миров. Он отчетливо помнил свое детство: нормальное советское детство с пионерскими лагерями, влюбленностями, драками во дворе, сдачей экзаменов и горячими оладьями, которые пекла бабушка.
Но в эти воспоминания вклинивались другие. Как отец в первый раз прокатил его в карете, как мать представила его, еще совсем крошечного мальчика, королю, как он украл у отца пять золотых монет, затем какой-то рослый парень в дырявом камзоле порол его в наказание за кражу розгами на конюшне, и потом, спустя несколько лет, он сам избивал того парня обломком меча в отместку за унижения, испытанные в детстве.
Шевердук выпрямился и прижал ладони к лицу.
– Господи… – простонал он. – Кто же я?
Он отнял ладони с глаз и вдруг увидел свое отражение на металлической стене холодильной камеры. Большеголовый, лысоватый мужчина в белом медицинском халате. Но тут же по изображению прошло что-то вроде мелкой ряби, оно стало быстро меняться, и через несколько секунд словно из зазеркалья на Шевердука высокомерно, холодно взирал граф Лангстоун.
Иван Федорович снова склонился над мертвой женой, которую отравил Рейк Рочестер, и поцеловал ее в ледяные губы. Затем в последний раз взглянул на Мэгги, перекрестился, повернулся и вышел из склепа на свежий воздух.
На улице было пасмурно, ветрено и голо. Порыв ветра швырнул графу в глаза песок. Лангстоун потер их пальцами и с досадой вспомнил о том, что забыл привязать коня к чахлой осине, росшей перед склепом, хотя и собирался. Теперь конь убежал, и ему придется брести через город пешком.
Да черт с ним, с конем! Главное, что голова все еще на плечах, а шпага – в ножнах.
Граф нахмурился и вынул шпагу из дорогих ножен. На какое-то мгновение Лангстоуну показалось, что он держит в руке молоток, испачканный кровью, но в следующую секунду молоток снова превратился в шпагу. Отличный клинок, выкованный Джоном Гудменом по кличке Грум.
Лангстоун встревоженно вскинул голову – перед ним вдруг замаячили две тени. Вскоре они превратились в двух рослых, крепких мужчин.
Лангстоун отвел шпагу в сторону и крепче сжал рукоять. Не дойдя до графа нескольких ярдов, верзилы остановились. Один из них громко проговорил:
– Игорь Константинович просит вас к себе в кабинет.
– Что? – Граф окинул мужчин надменным, презрительным взглядом. – Что за чушь вы несете?
По акценту он легко распознал в них шотландцев, и сердце его тотчас же наполнилось отвращением. Воины переглянулись.
