– Да.
– Ладите с супругом?
– В основном да.
– А у вас никогда не возникало желания задушить его?
Вера улыбнулась:
– Возможно.
Шевердук хмыкнул и пожал сутулыми медвежьими плечами:
– Вот вы и ответили на свой вопрос. Кстати, мы пришли.
Он остановился перед палатой. В дверь палаты было встроено широкое стекло, позволяющее обозревать все, что происходит внутри. Вера увидела белую кровать, на которой с книжкой в руках сидел худощавый темноволосый парень.
– Он нас видит? – тихо поинтересовалась Вера.
Шевердук качнул головой:
– Почти нет. Это специальное стекло – абсолютно прозрачное только с одной стороны и очень прочное. Его нельзя разбить даже кирпичом.
Вера снова взглянула на парня. Он был в поношенных джинсах и белой футболке с надписью «Мир». Худощавый, большеглазый, с трехдневной щетиной, с нежной, как у девушки, кожей.
– Кто он? – спросила Вера.
Шевердук усмехнулся.
– Некто Евгений Осадчий. Но наши женщины называют его «Евгений Онегин». Кажется, он им нравится.
– Нравится?
Иван Федорович кивнул:
– Угу. Чертовски обаятельный парень.
«Чертовски обаятельный парень» вдруг оторвал глаза от книги и посмотрел на Веру. Улыбнулся, кивнул ей и снова опустил взгляд в книгу. Вера сумела прочесть ее название: «Идиот» Достоевского.
– Он нас точно не видит? – уточнила она на всякий случай.
– Только силуэты, – ответил Шевердук.
– Ясно. Больной читает Достоевского?
– Да. Осадчий обожает классику. Он перечитал все книги из нашей библиотеки. Шекспир, Достоевский, Фолкнер… У него отличная память, и он может цитировать книги целыми страницами.
– Завидная способность, – сказала Вера. – Но я не уверена, что романы Достоевского – хороший выбор для пациента психиатрической клиники.
– Вы правы, – отозвался Шевердук. – Но мера вынужденная. Первый месяц мы держали Осадчего без книг, и он страшно буйствовал. Вначале объявил голодовку, потом попытался перерезать себе вены. Но как только мы принесли ему книги, он тут же успокоился и стал самым дисциплинированным пациентом клиники. В последнее время дела его идут в гору. Никакой агрессии. Никаких рецидивов. Эмоциональный фон в норме.
Вера снова вгляделась в лицо парня. Осадчий отвел глаза от книги и о чем-то задумался. На лице у него застыла спокойная, безмятежная улыбка.
– Какой у него диагноз? – спросила Вера.
– Шизофрения, отягощенная манией величия, – ответил Шевердук. – Он поступил к нам в крайне тяжелом состоянии.
– И какую альтернативную личность он для себя выбрал? Наполеон? Или какой-нибудь великий писатель?
– Ни то ни другое. Во время приступов парень считает себя богом.
– Кем-кем?
– Богом, – с усмешкой повторил Шевердук. – Однако нам пришлось здорово потрудиться, чтобы выяснить это. Бог, которым себя воображал пациент, говорил на странном языке. Мы считали его язык вымышленным, но потом почти случайно узнали, что это один из диалектов полинезийских дикарей. Пациент воображал себя божеством по имени Бакемаке, богом гнева и мщения, которому древние полинезийцы приносили человеческие жертвы.
– И он действительно говорил на их языке?
– Да, – снова кивнул Шевердук.
В глазах Веры застыло удивление.
– Я читала о подобных случаях, но сама никогда не сталкивалась ни с чем подобным, – сказала она, скрывая волнение. – Неужели такое возможно?
– Как видите, да.
– Удивительно, – тихо проговорила Вера. – Я бы хотела с ним поговорить.
Шевердук покачал головой:
– Нет.
– Почему?
– Осадчий один из наших «особых» больных, доступ к которым крайне ограничен. Мы не знаем, как он отреагирует на появление в палате нового человека. Вы можете спровоцировать рецидив. Его психика, несмотря на явное улучшение, находится в крайне нестабильном состоянии.
– Но ведь рано или поздно нужно начинать, – возразила Вера. – Я проходила практику и много раз общалась с шизофрениками.
– Меня допустили к прямому контакту с пациентами только на вторую неделю работы. Почему бы вам не подождать хотя бы недельку?
– Я специализировалась на шизофрении, – упрямо возразила Вера. – И была лучшей в группе.
Шевердук взглянул на Веру хмуро.
– Здесь не институт и не ординатура, – сухо проговорил он. – Мы врачи, и от наших действий зависит душевное и физическое состояние пациентов.
Теперь нахмурилась и Вера, которая не привыкла отступать. Тщательно подбирая слова, она негромко, но четко проговорила:
– Интересно, что вы сделаете, когда у вас иссякнут аргументы? Дадите мне пощечину, как Сташевскому?
Лицо Шевердука застыло, на скулах вздулись желваки. Несколько секунд доктор в упор смотрел на Веру темными глазами (ей стоило больших усилий не отвести взгляд), после чего медленно сказал:
– Хорошо. Но наедине с ним я вас не оставлю.
– Само собой, – кивнула Вера. – Кстати, а что он натворил? За что его сюда направили? Могу я взглянуть на его карту?
– Нет, не можете, – отчеканил Шевердук. – Больничная карта Евгения Осадчего находится в сейфе у заведующего.
– Почему?
– Некоторые наши пациенты подпадают под особую категорию. В крайне сложных случаях работу доверяют только самым опытным врачам. При устройстве в клинику вас должны были об этом предупредить.
– Меня предупредили, – сказала Вера, смягчив голос. – И я не собираюсь ни на чем настаивать. Я просто хочу побеседовать с этим пациентом.
5
Евгений Осадчий отреагировал на появление Веры спокойно. Он лишь удивленно вскинул брови, вежливо поздоровался и, услышав ответное приветствие, спросил, слегка заикаясь:
– Вы наш новый в-врач?
– Да, – ответила Вера, усаживаясь на стул. – Сегодня мой первый рабочий день.
Евгений улыбнулся:
– Поздравляю. Когда-то я тоже хотел стать врачом.
– Что же вам помешало?
– Нерешительность. Однажды, мне тогда было лет десять, мы с родителями отправились в п-поход. В лесу моя мама наступила на стекло, и оно глубоко вонзилось ей в ногу. Звать на помощь было некого. Тогда папа взял нож, вынул из аптечки йод и сам прооперировал маму. Все закончилось хорошо, но я понял, что не выношу вида к-крови.
Вера выслушала рассказ Евгения с интересом. Пока она не видела никаких симптомов шизофрении. Пациент был оживлен, общителен и приветлив. О своей семье вспоминал без всякого негатива. Рассказ его был внятен, события в нем шли своим чередом. Рассказывая, Осадчий не отвлекался. Да и с памятью у него, если верить Шевердуку, все в порядке.
