Артист с любопытством взглянул на юношу из-под шляпы. Тот сконфузился.
– Просто я верю, что… Одним словом… верю, и все. Итак, что вы решили, господин артист? Вы мне поможете?
Тот подумал и сказал:
– Нет.
– Но почему?
– Завтра утром нас расстреляют, а трупы бросят в лесу. Фантазировать на тему счастливого освобождения я не хочу. Но за предложение спасибо.
Юноша немного постоял молча, затем вдруг сказал:
– Господин артист, а хотите пари?
– Какого рода? – осведомился тот.
– Если нам каким-то образом удастся избежать казни, вы будете сопровождать меня до Москвы. А если нет…
– То вы проводите меня до райских врат и замолвите за меня словечко перед апостолом Петром?
– Идет, – кивнул юноша. – Ну что, по рукам? Вам нечего терять, если нас все равно расстреляют.
– Резонно, – сказал артист. Он протянул руку, и они скрепили пари рукопожатием.
Артист прищурился и спросил:
– Позвольте все же поинтересоваться – зачем вам надо в Москву?
– Есть дело, – уклончиво ответил юноша.
– Тайна? Уж не клад ли вы собираетесь там найти?
Юноша покачал головой:
– Нет. Как раз наоборот. Мне, видите ли, нужно кое-что туда доставить. Одну вещь.
– Вещь? – Артист окинул взглядом невысокую фигуру юноши. – Но ведь при вас ничего нет, я видел, как вас обыскивали.
– Обыскивали, но… В общем, все это не имеет значения. То, что я собираюсь доставить, они отнять не в силах. Потому что…
Договорить юноша не успел. За дверью сарая послышалась какая-то возня. Заскрежетал замок, дверь со скрипом распахнулась, и в сарай, сопровождаемое тычком приклада винтовки в спину, ввалилось что-то огромное, шумное и темное. Дверь захлопнулась, замок снова тяжело брякнул о доски, и стены сарая сотряслись от громогласного баса:
– Чтоб вам повылазило, черти!
Огромный человек шумно плюнул в дощатую дверь, затем повернулся, прищурился в полумрак и недовольно произнес:
– Какого черта? Кто здесь?
– Мы, – ответил ему из полумрака неуверенный юношеский голос.
– Какие такие «мы»?
– Пленные, – тихо ответил тот же голос.
– Пленные? – Верзила шагнул на голос и остановился. – Вот те на! – удивленно воскликнул он. – Безусый юнош! А вы-то чего натворили?
Гимназист смущенно улыбнулся.
– Назвал бандита подлецом, – признался он. – А господин артист вызвал бандита на дуэль. Только выстрелить не успел, главарь помешал.
– «Артист», говорите? Который тут артист? – Верзила осмотрелся и остановил взгляд на метателе ножей, который со спокойным видом продолжал разглядывать свой дырявый сапог.
В свою очередь, юноша внимательно изучал вновь прибывшего. Новичок был размером с хорошего быка и чрезвычайно упитан. Как говорится – кровь с молоком. Лицо у него было широкое, однако черты приятные и не без некоторого благородства. Мужественный вид слегка портили полноватые, чувственные губы, но тяжелый подбородок, с ямочкой посередине, с лихвой возмещал этот недостаток. Одет верзила был в старомодный темно-зеленый бархатный камзол.
– Значит, артист, – басовито проговорил новичок и усмехнулся. – Ну-ну. Нынче кого только не встретишь. Два дня назад я угостил тумаками одного венецианского дожа. А за день до этого имел удовольствие дать по физиономии английскому мистеру, который воровал у меня кур.
Метатель ножей никак не отреагировал на замечания здоровяка. Тот еще некоторое время разглядывал артиста, затем повернулся к двери и озадаченно поскреб лапой в затылке.
– Жрать охота, мочи нет, – сообщил он. – Быка бы сейчас съел. Господа, вы не знаете, во сколько здесь подают ужин?
Юноша вздохнул и сказал:
– Боюсь, что тут его вообще не подают.
– Как так «не подают»? Черт знает что такое! Эй, вы! – Здоровяк громыхнул огромным кулаком по двери, да так, что задрожал весь сарай. – Тащите ужин или я разнесу вашу халупу к чертовой матери!
– Ось разишовся, бисов сын, – послышался из-за двери сонный голос часового. – Нэ балуй, чуешь?
– Сала принеси, чучело!
– Нема сала.
– Ну тогда картошки!
– Нема картопли.
– «Картопли»… Вот чучело! Ну так знай: не лягу спать, пока не поужинаю!
– А мени сдается, шо вы таки ляжете спать голодным, – не без иронии ответил часовой.
Здоровяк смачно сплюнул на пол.
– Тьфу, кретины! И ты кретин, и атаман твой – самый кретинский кретин! – сообщил он часовому. Затем отвернулся от двери и задумчиво проговорил: – Да, видать, это надолго. Если, конечно, не расстреляют поутру. – Потом снова огляделся, остановил взгляд на юноше и сказал: – Господа, раз уж мы оказались в заточении вместе, давайте, что ли, познакомимся? Позвольте представиться – Павел Афанасьевич Пирогов. Как говорится, прошу любить и жаловать.
– Алеша Берсенев, бывший гимназист, – представился молодой человек. – А это, – он кивнул в сторону своего «сокамерника», – господин Петруччио Браккато. Он артист. Мастер ножа и пистолета.
– А-га, – неопределенно произнес здоровяк, подозрительно глядя на черноусого.
– Господин Пирогов, – вновь заговорил Алеша, – позвольте узнать: за что вас сюда?
Здоровяк приосанился.
– Представьте, господа, – забасил он, – эти идиоты ввалились ко мне в дом и сказали, что реквизируют его. Видит бог, я человек спокойный, но терпеть такое… – Здоровяк насупил брови и красноречиво покачал головой.
– И что же вы сделали? – поинтересовался Алеша.
– Что! Вышвырнул их к чертовой матери на улицу! Двое ничего, оклемались. А вот третий… Перестарался я малость, погорячился. Тех двоих с крыльца спустил, а третьего – в окно попросил. Упрямый был, сволочь. Вот шею себе и свернул.
Артист приподнял шляпу и с интересом посмотрел на Пирогова. Затем снова надвинул шляпу на глаза. А Алеша спросил притихшим голосом:
– Но ведь они, наверное, были вооружены?
– А как же! – подтвердил Пирогов. – Только я у них винтовки отобрал. Горячий я, с детства это у меня. Матушка, царствие ей небесное, всегда мне говорила: «Через горячность ты свою, Павлуша, пострадаешь». Как в воду глядела, – грустно заключил он. – Однако, господа, как урчит в желудке. Этак и с голоду недолго помереть.
Алеша печально улыбнулся.
– Не волнуйтесь, господин Пирогов, нас все равно расстреляют.
– Ну, это еще когда будет, – возразил тот. – Да и потом, господин гимназист, не знаю, как вы, а я предпочитаю отправиться на аудиенцию к Господу Богу с сытым желудком. Еще неизвестно, чем кормят в раю, и кормят ли там вообще. Эй, как вас там! Господин Петруччио! Вы хоть говорить-то умеете?
