– Вижу, коньяк пришелся вам по вкусу! – засмеялся Слащев. – Выпейте еще!
Алеша выпил. Пока Слащев беседовал о чем-то с Пироговым, он прислушивался к себе, отмечая новые ощущения. Ощущения были приятными. Пирогов говорил что-то о бандитах, которые захватили его дом, о том, что «в наше тяжелое время каждый русский дворянин должен», ну и так далее.
Если до сих пор Алеша смотрел на генерала с опаской и даже испугом, то теперь коньяк придал ему храбрости, поэтому, воспользовавшись паузой в разглагольствованиях Пирогова, он решил задать вопрос, который чрезвычайно его интересовал.
– И как скоро вы намерены выбить большевиков из России? – громко спросил Алеша.
Слащев посмотрел на него насмешливым взглядом и ответил:
– Ну совсем скоро не получится. Слишком много болванов окопалось в ставке. А почему вы спрашиваете?
Алеша облизнул губы и изрек:
– Мне кажется, вы проиграете эту войну.
Побледневший Пирогов ткнул Алешу локтем в бок и испуганно зашептал ему что-то на ухо. По лицу Слащева пронеслось как бы темное облако, но он тут же улыбнулся и спросил:
– Отчего же так, господин пророк? Отчего же непременно проиграем?
– Оттого что вы – воинство Херлы, – твердо ответил Алеша. – Блуждающие призраки.
– Херлы, говорите? – Слащев усмехнулся и подмигнул притихшему Пирогову. – Уж не ругаться ли изволите, господин гимназист?
– Вы – неприкаянное войско, – сказал Алеша опьяневшим голосом. – Вот вы зовете народ воевать за единое и неделимое отечество, а народ не понимает, что это такое. Для русского крестьянина отечество – это надел земли с избой посередине. А рядом – река с рыбой и лес с грибами.
Слащев презрительно дернул губой.
– Банальная точка зрения, – холодно сказал он.
Алеша насупился.
– Ну хорошо, – примирительно проговорил Слащев. – Какой же лозунг вы предлагаете взамен? Свобода, равенство и братство?
– Я думаю, что нужный лозунг висит в каждой русской избе, – сказал Алеша. – Это икона, а под ней – фотокарточка царевича Алексея. Плюс – надел земли, дающий работу и пропитание.
– То есть ваш лозунг – за царя, веру и землю, так я понимаю? – прищурился Слащев.
– Мне кажется, это единственный лозунг, с которым можно победить. Дайте крестьянам землю, веру – в качестве нравственной опоры и царя-защитника, и крестьяне, а их в нашем отечестве большинство, пойдут за вами все как один.
– Прекраснодушная сказочка, – отрезал Слащев. – В нашем крестьянине не больше истинной веры, чем в гнилом пне. Это во-первых. А во-вторых: взгляните на наше белое воинство! Во всем корпусе едва ли десятая часть верует в Бога. Остальные – атеисты и позитивисты похлеще Маркса. И потом, мой юный друг, исход в битве решает не вера, а сила, решительность и внезапность. Это я вам утверждаю по собственному опыту.
– Решительность есть и у красных, – не сдавался Алеша. – Сила их растет. А воевать грамотно вы их сами научите. И тогда вам придет конец.
Лицо генерала помрачнело, а слепой ворон на шкафу, словно почуяв перемену в настроении хозяина, заворочался, щелкнул клювом, будто глотку прочистил, и вдруг гаркнул:
– Р-расстрелять сволочей! К чер-ртовой матери!
Алеша, артист и Пирогов изумленно уставились на ворона. Слащев протянул руку, пригладил птице перья широкой ладонью, и ворон снова успокоился.
– Расстрелять мы их всегда успеем, Калхасушка, – мягко сказал Слащев. – Но прежде нужно выслушать. Россия держится не на набожных мужичках, господин гимназист, а на дворянах и офицерах, имеющих понятие о чести. Вот вы читали рассказ Тургенева «Конец Чертопханова»?
– Читал… Но плохо помню.
– Когда у русского дворянина не остается ничего, кроме чести, честь становится метафизической величиной. А то, что говорите вы, глупость. Вредная глупость. – Слащев провел ладонью по усталому лицу, затем поднял голову к слепому ворону и с мрачной веселостью осведомился:
– Ну а ты как думаешь, Калхас?
– Вздернуть! – решительно и веско ответил ворон. После чего сомкнул клюв и замолчал.
– И все-таки я с вами не… – начал было Алеша, но тут Пирогов яростно пнул его под столом ногой, и он, поперхнувшись, замолчал.
Алеше вдруг стало душно. Он дернул ворот рубашки.
– Прошу прощения, господин генерал-майор…
– Яков Александрович.
– Яков Александрович, – послушно повторил Алеша. – Где здесь туалет?
– Вам плохо? Выйдите из вагончика и пройдите налево.
– Благодарю вас.
Алеша выбрался из душного вагона, зашел за угол, чтобы не видеть подозрительных физиономий казаков, и вдохнул полной грудью воздух. Однако это слабо помогло. «Сейчас бы ополоснуть лицо холодной водой», – подумал Алеша. И тут же услышал поблизости веселый плеск воды.
На вытоптанном, пахнущем мазутом пятачке земли стояли несколько сдвинутых китайских ширм. Из-за них-то и раздавался плеск.
Алеша хотел пройти мимо, но не удержался – уж больно заманчиво плескала вода. Он подошел к ширме и тихонько заглянул в щелку. Над тазом с водой, стоявшим на табуретке, склонился какой-то человек. По лежавшей на втором табурете белой кубанке с красным верхом Алеша понял, что это ординарец генерала Слащева – Никита. Алеша увидел гибкую, белую спину юноши с рядом позвонков и двумя ямочками на пояснице.
Ординарец выпрямился и повернулся к табурету, чтобы взять полотенце. И тут пораженный Алеша явственно увидел перед собой белую женскую грудь с двумя маленькими розовыми сосками. Он отпрянул от щелки, попятился, споткнулся о камень и сел на землю, больно ударившись копчиком о шпалу. Из глаз брызнули слезы.
– Кто здесь? – окликнули из-за ширмы.
Алеша хотел убежать, но не успел. Край ширмы отодвинулся и на бывшего гимназиста глянули два чудных зеленых глаза.
– А, это вы, – усмехнулся «ординарец». – Чего надо?
– Я… Я просто проходил мимо.
– Мимо проходил? А угодил сюда? – Девушка (а в том, что это была девушка, Алеша убедился окончательно и бесповоротно) вдруг отодвинула рукой легкую створку ширмы. На мгновение Алеше показалось, что он стоит в Лувре перед статуей Венеры Милосской, так ослепило его нагое женское тело. Он смотрел и не мог оторваться.
Девушка усмехнулась.
– Нравится? – спросила она хрипловатым голосом.
Алеша судорожно сглотнул слюну.
– Что?
– То, что вы видите.
– Нет… То есть… Да, конечно. – Он поспешно отвернулся. – Простите меня, я не хотел… Я не должен был…
Алеша повернулся и хотел убежать, но она окликнула его:
– А ну постой!
