– На таких сборищах всегда много пьяных, – сказал метатель ножей.
– И там был один артист, – продолжил Алеша, задумчиво глядя на проплывающие мимо деревья. – Господин Вертинский. Вы его наверняка знаете.
– Тот, что распевает песенки в костюме Пьеро?
– Ну да. Только в тот раз он был в черном фраке. И, вероятно, болен, потому что кашлял в платок и был очень бледен.
– С артистами это случается и без болезни, – заметил циркач.
– Господин Вертинский спел песню о юнкерах… Знаете, о тех, которые погибли в Борщаговке. «Я не знаю, зачем и кому это нужно? Кто послал их на смерть беспощадной рукой?» Публика приняла его очень хорошо. Были аплодисменты, слезы. Но тут один офицер… штабс-капитан, по-моему… поднялся со своего места и потребовал, чтобы Вертинский спел «Боже, царя храни». Очень грубо потребовал. И тогда один гражданский… совсем сухонький старичок… подбежал к штабс-капитану и закричал, чтобы тот убирался к чертям на передовую – воевать с большевиками. А потом влепил штабс-капитану пощечину. Штабс-капитан взял со стола бутылку и замахнулся на старика. Мой отец вскочил из-за стола, подбежал к офицеру и схватил за руку. Но другая рука у офицера была свободна. Он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил отцу в грудь. Вот и все.
Алеша замолчал.
– Его арестовали? – спросил артист после паузы.
– Того офицера? Да, гвардейский патруль увел его из ресторана. А мой отец умер у меня на руках.
– Н-да, не повезло… – Артист, сам не любивший утешений и никогда не умевший утешать, отвернулся и стал смотреть на дорогу.
– Перед смертью папа велел мне отправляться в Москву, – продолжил Алеша.
– Значит, у вас есть миссия? – тихо спросил артист.
– Да. И чрезвычайно важная.
Артист покосился на Алешу.
– Может, хотя бы намекнете – что вы хотите доставить в Москву?
Алеша вздохнул.
– Я бы с радостью, но не могу. Это не моя тайна, вы же понимаете. Вы только не обижайтесь на меня, господин идальго.
– Я не обижаюсь. Значит, никаких денег у вас в Москве нет. Чем же вы собирались мне заплатить?
– У нас в квартире кое-что осталось. Серебро столовое, венецианское стекло… Мебель с инкрустацией, несколько фарфоровых и бронзовых безделушек. Если все это продать…
Идальго усмехнулся.
– Думаю, что все это продали без вас. А скорей всего, просто растащили.
– И теперь вы не захотите мне помогать? – осторожно спросил Алеша.
Артист усмехнулся.
– Напротив, теперь я сделаю это с еще большим удовольствием.
Алеша несколько секунд молчал, потом смущенно спросил:
– Почему?
Артист пожал плечами.
– Я к вам привык, – весело произнес он. – И разрази меня гром, если я не довезу вас до Москвы.
11. Иван Солнцев
Москва, апрель 200… года
Двери «комнаты для свиданий» со скрипом распахнулись, и на пороге, пугливо озираясь, застыл высокий, худой мужчина. Его длинные волосы нуждались в расческе, на щеках колосилась четырехдневная белесая щетина. Одет мужчина был в спортивные штаны и какую-то нелепую грязно-белую, растянутую чуть ли не до колен футболку с кроваво-красной надписью «Winner».
Из-за худого плеча мужчины выглядывал приземистый пухлый санитар с красным круглым лицом.
– Вот, Иван, – сказал он голосом сухим и блеклым, – это твои гости. Поздоровайся!
Худой мужчина уставился на дьякона дикими, затравленными глазами, затем перевел взгляд на Марго – его веки дрогнули, а рот слегка приоткрылся. Марго с улыбкой поднялась ему навстречу.
– Ну, здравствуй, Ваня! – весело сказала она. – Что же ты молчишь? Не рад меня видеть?
Она шагнула к худому мужчине, взяла его за руки и посмотрела ему в глаза.
– Ну? – снова заговорила Марго. – Неужели не узнал? Я Марго, твоя двоюродная сестра.
– Ма…рго, – повторил худой.
Санитар за его спиной подозрительно прищурился.
– Марго, – повторил худой мужчина. – Сестричка! – Вдруг он сжал руки Марго в своих длинных, костлявых пальцах и хорошенько встряхнул их. Затем обернулся к санитару и быстро проговорил: – Это Марго! Моя сестра! Ну, чего стоишь, чучело? Женщин никогда не видел? Мы с сестрой не виделись два года, дай же нам поговорить!
Санитар осклабился.
– А разве я мешаю?
– Конечно! Мне нужно многое ей рассказать, а когда я вижу твою красную рожу, я могу думать только о бифштексе с кровью. Ступай прочь, кусок говядины!
– Что-то ты сегодня разрезвился, – процедил сквозь зубы санитар, сжимая огромные кулаки, покрытые рыжеватой шерстью.
Марго достала из сумочки десятидолларовую бумажку и протянула санитару. Тот обернулся по сторонам и сказал:
– Вообще-то, это нежелательно. Но так и быть. – Бумажка утонула в его кулаке. – Только недолго. У нас скоро тихий час.
– Ступай, смерд! – напутствовал его Иван Солнцев. – И нагрей воды к моему приходу – я буду принимать ванну!
Санитар мрачно покачал головой и вышел из комнаты. Проводив его взглядом, Солнцев повернулся к Марго и с ухмылкой произнес:
– Ну что, сестричка, может, поцелуемся для начала?
– Перебьетесь.
Солнцев засмеялся. Затем взглянул на дьякона и поинтересовался:
– А вы кто такой? Тоже родственник? Постойте, не отвечайте. Дайте-ка угадаю. Вы э-э… мой троюродный брат Анастас, сбежавший из дома двадцать пять лет назад из-за религиозных разногласий с бабушкой Ксенией и поступивший на службу в швейцарскую гвардию его Святейшества папы римского Иоанна Павла II! Я прав?
– Не совсем, – сказал отец Андрей. – Но близко. Мы друзья Аскольда Витальевича Тихомирова.
– Вот оно что. И как он поживает?
– Никак, – сказала Марго. – Профессор Тихомиров умер.
Вид у аспиранта Солнцева был не то чтобы расстроенный, но какой-то рассеянный.
– Умер, значит… Ай-яй-яй. А мне не сообщили. Стало быть, вы его друзья?
– Да, – сказала Марго. – Мы его друзья.
– Так-так. Хорошо. У вас есть сигарета?
Марго посмотрела на табличку «Курить запрещено» и неуверенно произнесла:
– Здесь ведь не курят.
– Я и не собираюсь. Дайте, если не жалко.
Марго достала сигарету, протянул ее Солнцеву. Тот взял сигарету, поднес ее к носу, понюхал и блаженно проговорил:
– Запах свободы! – Затем сунул сигарету в рот и стал ее жевать, энергично работая челюстями. – Так, стало быть, вы его друзья? – снова сказал он.