Коновалов его не слушал. Он смотрел только на Глеба.
– Поднимаю, – сказал тот. Передвинул свои фишки, взглянул на парня и весело объявил: – Кажется, у вас больше нет фишек? Что будете делать?
Коновалов облизнул сухие губы языком.
– Я… напишу расписку, – пробормотал он.
Распорядитель посмотрел на Корсака и вопросительно приподнял брови:
– Глеб Олегович?
– Пусть пишет, – пожал плечами Корсак.
Распорядитель протянул парню бумагу и ручку. Тот написал расписку.
– Отлично, – кивнул Глеб. – Что ж, полагаю, теперь самое время посмотреть на наши карты.
Коновалов бросил карты на стол – картинками вверх.
– «Фул-хаус»! – объявил он самодовольно. – А что у вас?
Глеб выложил свои карты на стол – одну за другой. По комнате пронесся многоголосый вздох.
– «Рояль-флэш» на бубнах, – сказал распорядитель, взглянув на карты журналиста.
А Глеб подмигнул Коновалову и весело проговорил:
– Неплохая попытка, малыш! Но сегодня тебе не повезло.
Он взял расписку и сунул ее в карман пиджака. Физиономия Макса Коновалова побагровела. Прочие игроки, включая Артура Лациса, сидели с каменными лицами.
И тут Коновалов слетел с катушек. Уставившись на Корсака ненавидящими глазами, он резко и сильно ударил ладонью по столешнице и рявкнул:
– Ты жульничал!
– Что?! – Зрачки Глеба сузились. – Повтори, что ты сказал, щенок?!
– Я сказал, что ты – шулер!
Глеб поднялся. Телохранитель, сидевший за спиной молодого богача, тоже вскочил на ноги и шагнул вперед. Глеб, казалось, не обратил на него никакого внимания. Он холодно посмотрел на парня и проговорил отчетливо, с убийственно-холодной иронией:
– Вот сейчас сниму ремень и надаю тебе медной пряжкой по заднице.
Коновалов тяжело задышал, его ноздри раздулись, он стал медленно вставать из-за стола.
Телохранитель шагнул к Глебу, но в этот миг Корсак вновь заговорил.
– Ты затеял ссору специально, чтобы не платить, птенец? – произнес он уничижительным тоном, глядя парню в глаза. – Вот, значит, как Коновалов-младший относится к карточным долгам?
– Макс, он прав, – произнес вдруг Артур Лацис. Он тоже поднялся и, блеснув золотыми очками, положил приятелю руку на плечо: – Отойдем на два слова.
Оба парня поднялись и отошли в другой конец комнаты.
Лацис, искоса поглядывая на Глеба, что-то зашептал Коновалову-младшему на ухо. Шептал тихо, неслышно, но Глеб догадывался, о чем он говорит.
– Ты хочешь свернуть этому выскочке шею, и я тебя понимаю, – говорил Лацис. – Но ты не можешь его тронуть до тех пор, пока не выплатишь ему долг. Рассчитайся с ним, а потом уже действуй.
Коновалов-младший расцепил сжатые зубы и тихо процедил:
– Артурчик, у меня нет таких денег.
– Нет? – удивился Лацис.
– Нет, – повторил Коновалов. – Отец скуп. Он кидает мне на карманные расходы только мелочь!
– Значит, ты все спустил?
– Да.
– Ладно. – Лацис вздохнул и поправил пальцем очки. – Что-нибудь придумаем. А теперь вернись за стол и сделай то, что должен.
Внезапно Коновалов-младший скрипнул зубами:
– Ты что, мне указываешь?
– Я не сумасшедший, чтобы тебе указывать, Макс, – спокойно произнес Лацис. – Но есть правила, которые надо соблюдать. Плохие слухи разносятся быстро, и если ты дашь этому гаду повод усомниться в твоей платежеспособности, тебя больше не пустят за карточный стол. Нигде и никогда. И это будут далеко не самые большие неприятности, которые тебя ожидают.
– Мой отец…
– Твой отец – не единственный богатый и властный человек в этой стране, – сказал Лацис.
Коновалов несколько секунд морщил лоб, размышляя над ситуацией, и вдруг резко сник.
– Да. Ты прав, – сказал он, смачно выругался и вернулся к игральному столу. – Прошу прощения, господа, – сказал он с вымученной улыбкой. – У меня был тяжелый день.
– Судя по всему, это не последний тяжелый день в вашей жизни, – насмешливо заметил Глеб. – Но я хочу знать, намерены ли вы отдать мне долг?
– Да, – процедил парень, изо всех сил сдерживаясь и глядя на Глеба глазами, в которых плясали демоны. – Я верну долг.
– Отлично. Это все, что я хотел услышать. – Глеб поднял руку и взглянул на часы. – На этом, пожалуй, закончим. Спасибо за приятную игру, господа!
Глеб поднялся из-за стола, кивнул Пете Давыдову, тот тоже встал, и приятели двинулись к выходу.
– Почаще теперь оглядывайся, Корсак, – раздался у них за спинами негромкий голос Коновалова-младшего.
Глеб остановился. Обернулся и насмешливо произнес – негромко, но так, чтобы слышали все:
– Собираешься пристроиться сзади? Прости, голубь, но я не по этой части.
Коновалов прорычал что-то сквозь стиснутые зубы, сжал кулаки и ринулся было к Глебу, однако Лацис быстро встал у него на пути. Коновалов скрипнул зубами, но вынужден был остановиться.
На улице было темно, влажно и ветрено. Глеб сунул в рот сигарету, спросил:
– Петь, ты чего такой хмурый?
– Ты с ума с-сошел, – сказал тот, передернув плечами. – Ты понимаешь, что ты уже не жилец?!
Глеб снисходительно хлопнул друга по плечу:
– Да не убивайся ты так, Пьер. Все будет хорошо.
– Не знаю, что ты там задумал, но мне кажется, что у тебя сорвало б-башню.
– Моя башня привинчена к корпусу крепче, чем кажется, – сухо проговорил Глеб. Улыбнулся и добавил: – Просто доверься мне, хорошо?
Давыдов, однако, смотрел на него весьма угрюмо.
– Однажды, когда я тебе д-доверился, оживший мертвец утащил меня в ад, – хмуро произнес он.
Глеб прищурил мерцавшие в темноте, как у кота, глаза:
– Но в тот раз я вытащил тебя из ада, не так ли?
[4]
– Так, – вынужден был признать Петя. – Но скажи мне одно. То, что ты з-задумал, поможет спасти Машу?
– Да. – Корсак помедлил и тихо добавил: – Если только она еще жива… – Усилием воли Глеб заставил себя приободриться и твердо проговорил: – А теперь слушай меня и запоминай…
4
Это только так называлось – музыкальная студия, на самом деле Глеб привел ее в какой-то полуподвальчик с лампами дневного освещения. Стены были обиты чем-то вроде фанерных листов со множеством отверстий.
