Юрий испытывал к Корсаку симпатию и что-то вроде благодарности за то, что парень избавил его от лишней возни. Если бы он отказался сесть в машину, пришлось бы сначала убить его и потом отвезти мертвое тело на свалку, надеясь на то, что по пути ему не встретятся полицейские посты и какой-нибудь алчный гаишник не остановит машину для досмотра.
Интересно, почему он согласился?.. Не заподозрил подвоха? Вряд ли. Парень далеко не глуп и наверняка понимает, что живым ему из этой передряги уже не выйти. Но тогда почему?
«Потому что жертва должна спокойно и безропотно принимать свою смерть», – сказал себе Коренев.
Он более пристально вгляделся в бледное лицо Глеба Корсака. Определенно этот парень правильно смотрит на вещи и неплохо справляется со своей ролью. Он заслуживает того, чтобы уйти из этого мира быстро, без боли и страданий. Коренев твердо решил сделать ему такой подарок.
– Куда мы едем? – спросил вдруг Корсак, словно уловил ход мыслей Юрия.
– Туда, где все заканчивается, – ответил Коренев.
Глеб покосился на него, хмыкнул, но ничего не сказал.
6
Когда они подъехали к полигону ТБО, уже совсем стемнело, однако Коренев сразу увидел горбуна и девушку, лежавшую на земле, рядом с полицейской машиной. Собаки, подвывая, кружили вокруг машины, не решаясь что-либо предпринять, а завидев подъехавший внедорожник, с лаем бросились ему навстречу.
Кореневу понадобилось меньше секунды, чтобы покинуть салон.
– Хант, стой на месте и ничего не делай! – крикнул он.
Горбун посмотрел на Коренева и на незнакомого темноволосого парня, выскочившего из машины. Но занесенный для удара топор не опустил.
– Прикажи ему отойти! – дрогнувшим голосом сказал Глеб. – Прикажи ему отойти!
Коренев не обратил на его реплику никакого внимания. Он спокойно подошел к горбуну, остановился в паре шагов от него, посмотрел на девушку, вновь перевел взгляд на Ханта и холодно спросил:
– Что это значит, Хант?
Горбун съежился под взглядом Коренева, широкое лицо его исказила жалобная покорная гримаса.
– Прости, – хрипло проговорил он. – Я нарушил правило.
Глаза Коренева сузились.
– Ты меня подвел, Хант!
– Да.
– Ты не выполнил мою просьбу.
– Да. Я не хотел… Я не мог… – Горбун сглотнул слюну и хрипло выдохнул: – Я не мог остановиться!
Некоторое время Коренев смотрел на горбуна жестким взглядом – и вдруг смягчился.
– Да, Хант, я знаю. – Он протянул руку. – Отдай мне топор. Он тебе больше не нужен.
Хант протянул ему топор. Коренев левой рукой взял топор и отшвырнул его в сторону, шагнул к горбуну, той же левой рукой по-отечески обнял его за плечи, уткнул пистолет, который держал в правой руке, ему в живот и нажал на спуск. Выстрел прозвучал глухо. Тело горбуна вздрогнуло.
– Прости, Хант, – сказал Коренев. – Тебя давно пора было остановить.
Горбун покачнулся, но не упал, а обнял Коренева за талию своими огромными ручищами и посмотрел ему в лицо, снизу вверх – удивленно, разочарованно, как верный пес смотрит на предавшего его хозяина.
– Хант… – Коренев попробовал высвободиться. – Хант, пусти! Я сказал: пусти!
Но Хант его не отпускал, он продолжал сжимать руками спину Юрия. Коренев хрипло задышал, приставил пистолет к левому боку горбуна и вторично нажал на спуск. На этот раз выстрел прозвучал гулко и страшно.
Горбун пошатнулся, но не выпустил Коренева из объятий, а сдавил еще крепче, по-прежнему глядя ему в лицо своими собачьими глазами. Лицедей обмяк в объятиях горбуна, голова его свесилась ему на плечо… Пистолет выскользнул из разжавшихся пальцев убийцы и упал на жухлую траву. Вся эта сцена заняла несколько секунд.
Девушка, лежавшая на земле, слабо застонала. Глеб бросился к ней, присел рядом, быстро и бережно взял за руку, прощупывая пульс, вгляделся в ее лицо.
– Маша! – окликнул он.
Горбун у него за спиной грузно опустился на землю вместе со своей тяжелой ношей. Прижал к себе могучими руками безвольное тело Коренева, как прижимают ребенка или куклу.
– Я нарушил правило… – сипло пробормотал он. – Я нарушил правило… Прости…
Маска сползла с лица Коренева, обнажив красное страшное мясо, голова Юрия нелепо свесилась набок. Горбун бережно поправил маску, неловко пригладил волосы друга своей безобразной лапищей, не привыкшей к нежности.
– Прости меня… Я нарушил правило…
Голос Ханта сорвался. Он подхватил болтавшуюся голову друга широкой ладонью, приподнял ее и уставился на нее таким взглядом, словно только что увидел. А потом с силой прижал голову Юрия к своей груди, поднял лицо к черному ночному небу и завыл – протяжно и горестно, как воют раненые звери.
Глеб захлопнул дверцу внедорожника.
– Все закончилось, – сказал он. Посмотрел на Машу, сидевшую рядом и укрытую старым одеялом, и добавил: – Все позади.
Завел мотор, тронул машину с места и повез их прочь от свалки, от этого страшного рубежа, разделяющего жизнь и смерть, от места, где заканчивается все.
Эпилог
Глеб обвел лица своих студентов веселым взглядом и сказал:
– Вот, примерно, так. А насчет Петрова ты, Лизавета, не права! Слава богу, он – не макака. Но если ты, Петров, не будешь читать книги, ты и в самом деле превратишься в обезьяну.
– Книги, книги… – проворчал студент-двоечник. – Вы, вон, много книг прочли, а жизнь на таких раздолбаев, как я, тратите! Где же справедливость?
Ребята засмеялись. Глеб тоже улыбнулся и развел руками:
– Впервые мне нечего тебе возразить.
Прозвенел звонок. Студенты зашумели, собирая сумки. Глеб взял тряпку, стер меловые надписи с доски, отряхнул ладони и поднял со стула свой портфель.
Протолкавшись сквозь толпу высыпавших из аудитории студентов, какой-то паренек окликнул Корсака:
– Глеб Олегович! Там вас на кафедре ждет какой-то человек!
– Человек?
– Да. Сказал, что он – ваш бывший коллега.
– Гм… – Корсак закинул ремень портфеля на плечо. – Что ж, пойду посмотрю, что там за коллега. Спасибо, что сообщил!
– Да не за что.
По пути к кафедре Глеб столкнулся с каким-то мужчиной – да так сильно, что тот выронил зонтик.
– Простите! – виновато проговорил Корсак.
– Бог простит, – недружелюбно отозвался мужчина. Одарил Глеба суровым взглядом и проворчал: – Летают, не глядя по сторонам, будто они не в университете, а на рынке!
Сунул зонтик под мышку и зашагал к лифту. Глеб проводил его веселым взглядом, повернулся и продолжил путь.
