И банкет продолжился. Однако молодой американец был хмур. Пьяница всколыхнул в его уме сокровенные мысли, а в душе – сокровенные страхи, а потому сильно испортил будущему чемпиону настроение.
– Нет, каков болван, а! – в сердцах проговорил Пильсбери. – Как он сказал его зовут?
– Я не запомнил, – ответил брюнет. – Да выбросьте вы его из головы. Нашли себе заботу, ей-богу! Куда вы?
– Возьму сигару, – сказал американец, вставая из-за стола.
– Да зачем же сами? Прислуга-то на что!
– Не нужно, я хочу размять ноги.
Американец подошел к полке, на которой стояла инкрустированная золотом сигарница, достал сигару и хотел уже вернуться к столу, но тут из-за тяжелой портьеры, закрывающей вход в библиотеку, донесся женский голос.
– Вы порядочно выпили, господин Пильсбери, – сказал этот голос. – Езжайте в отель. Иначе случится беда.
Пильсбери завертел головой, не сразу определив источник звука, и удивленно проговорил:
– Что? Кто вы?
– Езжайте в отель, – повторил голос.
Пильсбери уставился на портьеру, внезапно взгляд его затуманился и губы растянулись в самодовольную усмешку.
– Я самый лучший шахматист в мире, – хвастливо заявил он, таращась на красную портьеру. – Всего три месяца назад я обыграл двух чемпионов мира – Стейница и Ласкера. Я и на этот раз задам им жару.
– Все знают, что ваша победа была случайной, – проговорил голос.
– Что-о?
– Простите, я не это хотела сказать. Отправляйтесь в отель, собирайте вещи и уезжайте из России, если вам дорога жизнь!
– Но…
– Мистер Пильсбери! – окликнул американца пухлый брюнет.
Американец повернулся на голос. Брюнет уже махал ему рукой. Пильсбери снова повернулся к портьере и быстрым движением отдернул ее – однако за портьерой уже никого не было.
«Что за черт! – подумал Пильсбери. – Или почудилось? Определенно, я не должен был пить шампанское после водки».
Он вернулся к столу с неприятным осадком на душе.
– Послушайте, Гарри, – вновь обратился к нему пухлый брюнет, который, видимо, решил взять над ним шефство, – по-моему, банкет вам немного наскучил. Не хотите ли продолжить вечер в более приятном и пикантном месте, чем этот fumoir?
[2]
– Вы это о чем? – спросил Пильсбери, чуть краснея.
– Ну… Мы с вами можем прокатиться в дальний конец улицы, в один известный дом, – сказал брюнет, с лукавой улыбкой глядя на иностранца.
Пильсбери тоже улыбнулся.
– Отчего же, можно и съездить. Я люблю заканчивать банкеты в необычных местах. Но загвоздик в том, что…
– Загвоздка, – машинально поправил брюнет.
– Загвоздка в том, что у меня очень разборчивый вкус.
– О, с этим проблем не будет! – со смехом пообещал брюнет. – Уверяю вас, Гарри, что это лучшие экземпляры во всем Санкт-Петербурге!
– Вы уверены?
– Конечно!
– Ну, хорошо, – проговорил Пильсбери. – Тогда, пожалуй, нам стоит поехать?
– И немедленно!
Брюнет и Гарри поднялись из-за стола.
– Как, мистер Пильсбери! – пьяно заголосила публика. – Вы нас уже покидаете?
– У господина Пильсбери важное дело, – ответил за американца расторопный брюнет.
– Но как же так!
– Да, как же так! Мы решительно отказываемся продолжать банкет без нашего американского друга!
– Мы будем без него то…сковать! – еле ворочая языком, проговорил чей-то голос.
Брюнет улыбнулся.
– Господа, самый лучший способ справиться с тоской – это утопить ее в вине! Эй, человек, еще шампанского!
Услышав о шампанском, публика снова весело загалдела и, казалось, тут же позабыла о существовании виновника торжества.
Усадив американца в сани, бойкий брюнет запахнул на его груди медвежью шубу.
– Черт, как же у вас тут холодно, – проговорил Пильсбери, пуская ртом пар и передергивая плечами.
– Ничего, привыкнете, – веселым голосом заверил его брюнет. – Русский мороз полезен для здоровья!
– Но не для моего, – заметил Пильсбери.
Брюнет запрыгнул в сани сам и крикнул кучеру:
– Двигай!
– Куды? – осведомился кучер.
– В конец улицы!
Кучер кивнул, усмехнулся в белые от мороза усы и покатил сани по заснеженной ночной мостовой.
2
До заведения Элены Яновны Жоли домчались за пятнадцать минут. Хозяйка встретила их в роскошном платье игривой расцветки. Это была ухоженная француженка лет сорока—сорока пяти, дородная и розовощекая. Светлые волосы мадам Жоли были уложены в высокую прическу. На ее коротких белых пальцах сверкали кольца.
– Как, ваш друг американец? – с притворным восхищением проговорила она, переводя взгляд с пухлого брюнета на Пильсбери. – Признаться, я в первый раз вижу американца. Mon ami,
[3]
отчего вы не приводили его к нам раньше?
– Он только сегодня приехал в Питер, – объяснил брюнет.
– Ах, вот как! Какой он у вас миленький. Он говорит по-русски?
– Да, мадам, я говорю по-русски, и весьма неплохо, – с поклоном ответил Пильсбери.
– О! – воскликнула мадам Жоли, делая вид, что смущена. – Sans rancune, mon cher!
[4]
Я вообще преклоняюсь перед американцами. Это нация с большой волей к успеху, а значит, с большим будущим. Не правда ли, Andre? – вновь обратилась она к пухлому брюнету.
– C’est vrai,
[5]
– улыбнулся тот.
Обменявшись еще двумя-тремя светскими, ничего не значащими фразами, хозяйка и ее гости прошли в гостиную. Гостиная была «премиленькая», как пишут обычно в книгах. Обита розовым кретоном, с большим количеством пуфиков, диванов и банкеток. «Безвкусно, но уютно», – подумал Пильсбери, которому, под влиянием винных паров, все больше и больше нравились и хозяйка, и ее апартаменты.
– Как вас зовут? – поинтересовалась у американца мадам Жоли.
– Гарри Пильсбери. Можно просто Гарри.
– Замечательно, Гарри! Сигары, папиросы, напитки?
Американец покачал головой:
– Нет. Я хочу перейти сразу к делу.
– Tiens!
[6]
– усмехнувшись, сказала мадам Жоли. – Я вижу, вы любите… André, как это по-русски про бычьи рога, за которые нужно хватать?