– Эй, братец, где тут у вас нужник?
Мордатый лакей вздрогнул, повернул голову и удивленно уставился на Стейница.
– А вы… кто такой? – спросил он, угрожающе приподнимаясь с топчана и нашаривая правой рукой рукоять сабли.
– Как? – воскликнул Стейниц и уставился на лакея пристальным взглядом. – Я друг Александра Бенедиктовича. Сегодня мы ужинали, и я остался у него ночевать. Нешто не помнишь?
Говоря это, Вильгельм легонько покачивал перед лицом лакея подсвечником с горящей свечой.
– Гость? – тихо переспросил мордатый, уставившись на покачивающийся язычок пламени. – Ночевать?
– Да, гость. А теперь отвечай мне четко и внятно: где остальные лакеи?
– Так ведь кто где, – ответил мордатый. – Микитка в соседней комнате дурака валяет. Дядя Прокоп с Игнатом на втором этаже, прям над нами, в кости играют.
– Это все?
– Все, кроме Каюма.
– Каюм – это ваш главный?
– Ну.
– И где он?
– А кто ж его знает, – ответил мордатый лакей. – Он нам не докладает. Может, во дворе. А может, и в доме. Мне про то неведомо.
Стейниц перевел взгляд на руку лакея и нахмурился.
– Ты, братец, саблю-то положи, – твердо сказал он. – Ни к чему она тебе.
Мордатый лакей послушно разжал пальцы, и сабля с глухим стуком упала на ковер.
– А теперь тебе надо поспать, – сказал Стейниц. – Сейчас я дуну на свечу. Как только пламя погаснет, ты уснешь, и проспишь до утра. Смотри на свечу.
Стейниц задул пламя. Глаза лакея закрылись, и он грузно, как куль с мукой, повалился на топчан. Стейниц склонился над ним, послушал – мерное ли у лакея дыхание, затем выпрямился и довольно прошептал:
– Я всегда вам говорил, мистер Стейниц, что мысль – самая действенная сила на земле.
– Налево по калидору, – пробормотал лакей во сне.
– Что? – не понял Стейниц.
– Нужник налево по калидору. Дверь с медным вензелем. Вы спрашивали.
– Спасибо, братец. Спи покрепче.
Стейниц прошел к двери и тихонько ее открыл. Трое шахматистов вошли в комнату и с удивлением воззрились на спящего лакея.
– Как вам это удалось? – прошептал Пильсбери.
– Силою ума, – спокойно ответил Стейниц. – Итак, господа, выслушайте диспозицию. Двух охранников мы обезвредили. Один находится за этой вот дверью – Микитка. Два других – Прокоп и Игнат – в комнате прямо над нами. Итого – пять лакеев. Остается еще какой-то Каюм. Но где он – мне не известно.
– Видимо, он и есть тот дикий татарин, про которого рассказывала служанка, – тихо сказал Чигорин. – Он у них главный, а значит – самый опасный. Надо бы этого архаровца связать.
– Он не проснется до рассвета, – сказал Стейниц.
– Охотно верю, но осторожность не помешает.
Чигорин достал из кармана специально приготовленную веревку и быстро связал спящего лакея.
– Опыт не пропьешь, – сказал, глядя на эту картину, Пильсбери.
Чигорин метнул на него удивленный взгляд.
– Словарь русских крылатых выражений, – пояснил со смущенной улыбкой американец. – Страница девяносто пятая.
– Ясно. Итак, друзья, чтобы попасть в комнату Анны, мы должны пройти мимо Микитки.
– Он там «валяет дурака», – сказал Стейниц.
– Засим мы взбираемся по лестнице и попадаем в комнату, в которой находятся Прокоп и Игнат.
– Дядя Прокоп, – поправил Стейниц, поглаживая бороду.
Чигорин посмотрел на него и усмехнулся:
– Именно так. Миновав эту комнату, мы…
Вдруг бронзовая ручка на двери, ведущей в соседнюю комнату, стала поворачиваться. Михаил Иванович замолчал, подал приятелям знак, и они поспешно зашли за угол.
Дверь открылась и из комнаты вышел огромный рыжий детина в синей рубахе и поношенном пиджаке, который был ему явно маловат. Увидев спящего лакея, детина нахмурился и громко окликнул:
– Ванька! Ванька, мать твою, хорош почивать!
Он шагнул по направлению к топчану, но навстречу ему из-за угла вышел Чигорин.
– Здравствуй, Микитка! – улыбнулся он и, не давая верзиле прийти в себя, врезал ему кулаком в челюсть.
Парень пошатнулся, но не упал. Вместо этого он, вскинув руки, бросился на Чигорина, схватил его, и они вместе повалились на пол. Толстый персидский ковер смягчил звук падения. Чигорин попытался сбросить с себя огромную тушу, но не тут-то было. Парень был здоров, как медведь. Он схватил шахматиста за горло огромными лапищами и стал душить.
– Ну что, попался? – злобно проговорил парень, все крепче и крепче стискивая пальцы на шее русского шахматиста.
Лицо Чигорина побагровело. Он несколько раз ударил верзилу кулаками в бока, но тот, казалось, даже не заметил этих ударов.
– Не уйдешь… – хрипло шептал парень, не переставая улыбаться.
Михаил Иванович сделал последнюю попытку вырваться и слегка приподнял здоровяка над собой. В этот момент Пильсбери подошел к верзиле сзади и что было сил ударил его сложенными «в лодочки» ладонями по ушам. Верзила тихо вскрикнул и на мгновение разжал пальцы. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Чигорин сбросил с себя противника. Ласкер и Пильсбери навалились на детину, прижав его к полу. Чигорин, не мешкая ни секунды, достал из кармана веревку и связал противника по рукам и ногам.
– Уф… – проговорил Михаил Иванович, выпрямляясь и вытирая со лба пот. – Кабы не сильная шея, я был бы уже мертв. Thank you very mach, Harry!
– Не за что, Михаил Иванович, – с улыбкою ответил Пильсбери. И, смущаясь, пояснил: – Этому приему научил меня один портлендский матрос.
– Мне повезло, что вы водите дружбу с матросами, – ответил Чигорин, массируя пальцами шею и чуть морщась от боли.
– Итого три лакея, – подвел итог сражению Стейниц, выходя из-за двери. – Остались еще два.
– И татарин Каюм, – напомнил Ласкер.
– Не будем медлить! – тихо воскликнул Чигорин и, оправив воротник рубашки, решительно зашагал в комнату, из которой был проход на черную лестницу. Коллеги двинулись за ним.
– Постойте, я прихвачу саблю! – воскликнул Пильсбери, останавливаясь.
– Не надо, – окликнул его Чигорин. – Возвращаться – скверная примета. Справимся и так.
И все четверо тихо, но торопливо пошли к лестнице.
5
Перед тем как войти с лестничной площадки в комнату, шахматисты остановились.
– Позвольте мне, – тихо попросил Ласкер и достал из карманов револьверы. Вид у него был воинственный. Рыжеватые усы топорщились в стороны, брови сошлись на переносице, глаза яростно поблескивали.
