– Да ну? Сорок лет назад твоя мать обещала родить мне трех сыновей-богатырей. Где мои богатыри? Ау! Мальчики, где вы? У меня одна дочь, и та неразумная.
– Напрасно ты меня отчитываешь, пап, – холодно проговорила Маша. – Вопрос уже решен.
Некоторое время Любимов хмуро смотрел на дочь, потом вздохнул и сказал:
– Ладно. Никто не вправе запретить взрослому человеку делать дурость. Когда ко мне Митьку привезешь?
– Не знаю.
– У него же каникулы. Пусть поживет у меня после Нового года несколько дней.
– Они с классом едут в Финляндию на неделю.
– В Финляндию? На неделю? Что можно делать в Финляндии целую неделю непьющему человеку?
– Они будут кататься на оленьих упряжках, смотреть на ледяные скульптуры… Найдут чем заняться.
Отец саркастически хмыкнул.
– Никакие оленьи упряжки не могут заменить парню хорошую зимнюю рыбалку. Ты лишаешь его прекрасного детского воспоминания.
– Возможно. Но дарю ему взамен десять новых. – Маша посмотрела на часы. – Пап, мне пора на работу.
Любимов вздохнул:
– Как всегда. Все бегаешь, бегаешь… Черт меня дернул посоветовать тебе поступать на юридический. Пошла бы лучше в балерины.
Маша улыбнулась и поцеловала отца в щеку.
– Пап, у меня самая лучшая работа в мире. Честное слово!
– Да-да, знаю, – усмехнулся он. – Работа с людьми и на свежем воздухе. Что может быть приятнее? А то, что пули летают и мертвецы всплывают – это издержки. Главное, конечно, свежий воздух.
– Что-то ты сегодня особенно ворчлив, – заметила Маша.
– Наоборот, – сказал Любимов. – Сегодня я просто ангел. Кстати, насчет твоего таинственного грабителя. Ты знаешь, кто мой сосед?
– Сосед? Ты говоришь про дядю Гришу?
Любимов кивнул:
– Да.
– Ну… он военный в отставке. Так, по крайней мере, я слышала.
– Военный. – Любимов усмехнулся. – Да он отродясь в руках пистолета и автомата не держал. Он работал в КГБ.
– Да ладно, – недоверчиво сказала Маша. – Он не похож на кагэбэшника.
– Он и не был им – в полном смысле слова. Резидентов не засылал, шпионов не отлавливал… Так, занимался всякой мелочью вроде установления прослушки или доставки документов. Мне кажется, тебе было бы полезно с ним поговорить. Сейчас я ему звякну, чтобы пришел.
Любимов потянулся за телефоном. Маша посмотрела на часы.
– Пап, не думаю, что у меня есть время…
– У тебя никогда нет времени, – отрезал Любимов, набирая номер. – Вечно пытаешься бежать впереди паровоза.
– Но я…
– Сойди с колеи и отдохни. Авось что-нибудь полезное узнаешь. Алло, Григорий Иваныч?.. Любимов беспокоит. Как здоровье, еще скрипишь?.. Ну, молодец, молодец! Слушай, у меня тут дочка сидит… Да, Маруся. Так вот, она хочет с тобой поговорить… Что? Нет, это не займет много времени, она и сама торопится. Да. Хорошо, жду!
Отец положил трубку на рычаг и торжествующе посмотрел на Машу.
– Ну, вот. Сейчас он придет и все тебе объяснит. А ты пока приготовь нам кофе.
– Никакого кофе! – отрезала Маша.
– Тогда чай, – смиренно произнес Любимов.
3
Григорий Иванович Федосов, низкорослый, седовласый, едва скинув дубленку, распростер руки и воскликнул:
– Марусенька! Боже, как ты выросла! Настоящая красавица!
Маша улыбнулась:
– Дядя Гриша, мне давно за тридцать.
Федосов обнял Машу и прижал ее к груди. Затем отстранил от себя, взглянул на ее тонкое, бледное лицо и сказал с улыбкой:
– Что такое тридцать лет? Да мне бы сейчас мои тридцать – я бы мир перевернул!
– Садитесь за стол, дядя Гриша, а я принесу чай и сладости.
Вскоре все трое сидели за стареньким круглым столом и пили чай с печеньем и конфетами.
– Так что конкретно тебя интересует, Маруся? – спросил Федосов после того, как Любимов вкратце обрисовал ему ситуацию.
– Стратегические научные исследования, которые курировал Комитет госбезопасности, – ответила Маша.
– А ты уверена, что в этом деле замешаны органы?
Маша качнула головой:
– Совсем нет. У меня этого и в мыслях не было. Эта версия принадлежит моему отцу, и он на ней настаивает.
Григорий Иванович покосился на Любимова, вздохнул и снова посмотрел на Машу.
– Марусь, не знаю, что тебе наговорил этот рыболов-любитель, но я не владею никакими государственными тайнами.
На этот раз на Любимова покосилась уже Маша. Он лишь пожал плечами и взял из вазочки шоколадную конфету.
– Ладно, – снова заговорил Федосов. – Я расскажу, что знаю. На исходе восьмидесятых КГБ курировал множество исследовательских программ. Помнится, мы тогда собирались лететь на Марс. И дальше – к звездам! Так что вполне можно сказать, что научные исследования носили стратегический характер. Никто ведь не знал, что через пару лет Советский Союз развалится.
Федосов отхлебнул чая, почмокал по-стариковски губами и продолжил:
– В КГБ был особый подотдел, который этим занимался. Кажется, им руководил полковник Родионов.
– Родионов?
– Да. После развала Союза он где-то мелькал… Бизнес-шмизнес, туда-сюда… Тогда все бегали по «пепелищу», подбирая то, что еще не собрали до них. Родионов тоже чем-то таким занимался. Но, кажется, не совсем удачно. Впрочем, я точно не знаю.
– Вы сказали, что подотдел Родионова курировал научно-исследовательские программы. Какие, например?
– Я же сказал – что-то, связанное с покорением космоса. И с выявлением пределов человеческих возможностей. Точнее я сказать не могу, поскольку сам не в курсе. В Комитете я был чем-то вроде обслуживающего персонала… Хотя носил офицерские погоны. – Старик усмехнулся. – Мы там все носили погоны. Даже чистильщицы сортиров.
Старик снова отхлебнул чая. Маша обдумала его слова и сказала:
– Давайте сузим тему. Меня интересуют разработки, связанные с ментальным воздействием на людей. С чем-то вроде нынешнего нейролингвистического программирования.
– Гм… – Старик Федосов поскреб ногтями дряблую морщинистую щеку. – Было и такое направление. Насколько я помню, в формулярах это так и называлось – воздействие. Но об этом я совсем ничего не знаю. Но… – Федосов прищурился. – Я много раз видел полковника Родионова с одним типом. Кажется, его фамилия была Лайков. Точно! Доктор Лайков. Редкий был подонок.
Маша усмехнулась:
– Дядь Гриш, вижу, ваша привычка называть вещи своими именами никуда не делась.
