– Я не знаю, куда мне идти, – признался Стас. – А ты?
– Что я?
– Можешь меня проводить?
– Довольно дерзкая просьба, если учесть, что ты свалился мне на голову. Но так и быть, провожу. Только ты должен дать слово, что никому обо мне не расскажешь.
– Хорошо. Не расскажу.
– Поклянись здоровьем своей матери.
– Матери?
– Да.
– Кля…нусь.
Некоторое время незнакомец, скрывающийся в темноте, молчал, а затем сказал:
– Верю. Ну, пошли!
И он поднялся с ящика.
Через десять минут Стас, к изумлению Паука и его банды, выбрался из черной дыры окна с другой стороны дома. Вылез, отряхнул с одежды пыль, посмотрел Пауку в глаза и сказал:
– С тебя пятерик.
Паук прищурился и несколько секунд молчал. А потом вдруг усмехнулся и уважительно проговорил:
– А ты четкий пацан!
Паук закинул лапищу на плечи Стасу, приобняв его, посмотрел на свою банду и объявил:
– Теперь Стасис – мой кореш. Кто на него дернется – будет иметь дело со мной. Все поняли?
– Все, – с готовностью отозвались дворовые хулиганы.
– Вот так.
Пацаны с благосклонными ухмылками стали хлопать его по плечу, приговаривая: «Мужик! Четкий пацан! Наш человек!»
С тех пор Стас мог появляться в любом из окружающих дворов, не рискуя получить от дворового хулиганья по шее. Другом Коляну Пауку он так и не стал, но иногда, когда Стас возвращался из школы домой, Паук, сидевший на лавочке со своей сворой, подзывал его, жал ему руку и спрашивал:
– Ну, как оно ничего?
– Нормально, – отвечал Стас. – А у тебя?
– Тоже все в ажуре. Ну, давай, брат!
– Давай!
Они снова жали друг другу руки, и Стас шел по своим делам, слыша за спиной голос Паука:
– Четкий пацан! Берите пример!
Но та история имела и другое продолжение. Через два дня в соседнем дворе пропала семилетняя девочка. Ее изуродованное побоями тело нашли спустя неделю – в том самом подвале, где Стас повстречался с таинственным незнакомцем.
Взрослые поговаривали, что девочку похитил и замучил какой-то бродяга.
Узнав об этом, Стас три дня ни с кем не разговаривал, почти ничего не ел и практически не спал. Мать всполошилась не на шутку, даже врачей вызывала. Врачи никакой болезни у Стаса не обнаружили.
А когда на четвертый день он снова обрел способность жить, есть и говорить, первыми его словами были такие:
– Когда я вырасту, я стану милиционером. Переловлю и посажу в тюрьму всех убийц! Клянусь!
Став взрослым, Стас Данилов выполнил первую часть клятвы. Но до выполнения второй было еще далеко.
2
Стас часто вспоминал о том путешествии в подвал. Вспомнил он о нем и сейчас.
Разгуливать по улицам поселка при свете дня Данилов не решился. Здесь любая собака с легкостью опознает в нем чужака и поднимет вой.
Перво-наперво Стас разузнал, все ли в порядке с Машей. Удостоверившись, что она хорошо устроилась, он принял решение дождаться темноты под сенью деревьев (благо до темноты оставалось всего часа полтора), ну а потом уже раздобыть машину, вытащить Машу из дома доктора Тихонова и увезти ее из этого проклятого места.
Стас рассудил, что, обнаружив побег, тревогу майор поднимать не станет. И уж тем более не будет снаряжать на поиски «московского беглеца» своих орлов-полицейских, один из которых в данный момент валялся на полу камеры с грязным носовым платком во рту. По крайней мере, не на ночь глядя.
Майор дождется утра. Ну а к этому времени Стас уже будет во всеоружии.
Так или примерно так рассуждал Данилов, когда, закутавшись в пальто, быстрой походкой прошел по переулку и свернул к лесу, который начинался сразу за поселком, почти от самого подножия холма.
Оказавшись в лесу, Стас первым делом разыскал родник (вернее сказать – родник сам попался ему на глаза) и хорошенько напился. Данилова также мучил и голод, но он не собирался идти на поводу у шкурных потребностей организма. В конце концов, через час-полтора он проберется в дом доктора Тихонова и уж там Маша вволю накормит его.
Продравшись через кусты, Стас нашел дерево с густой кроной, соорудил под ним что-то вроде крохотного шалаша из сломанных веток, устроился в нем и приготовился ждать. Стены шалаша укрывали Данилова от ветра, поэтому особо он не мерз.
Стас решил использовать вынужденное бездействие для медитации. Буддизмом он увлекался не так уж давно, но некоторые духовные и физические практики дзена успели прочно войти в его жизнь.
Вскоре Стас погрузился в глубокую медитацию.
В тот момент он не думал, не знал и не мог знать, что планам его не суждено сбыться и что через полтора часа он окажется не в теплом доме доктора Тихонова, а в месте столь жутком и смрадном, что его вполне можно назвать адом. И в окружении таких тварей, о существовании которых он не мог даже догадываться.
3
Лара и доктор Тихонов сидели за кухонным столом и раскладывали пасьянс. У Лары были изящные карты с японскими цветами на обратной стороне, а у Игоря Силовича – обычные, с клетчатой «рубашкой». Старики соревновались, кто первым сложит пасьянс. Серая кошка ходила по столу мягкими осторожными шагами, с любопытством принюхиваясь к картам.
Маша сидела в кресле с чашкой чая в руке и что-то писала в своем блокноте.
– Кстати, Машенька, – заговорил, не отрываясь от карт, доктор Тихонов, – я часа полтора назад встретил вашего друга.
– Какого друга? – не поняла Маша.
– Того, с которым вы приехали.
Маша взволнованно приподнялась в кресле:
– Стаса отпустили?
Игорь Силович, задумчиво глядя на карты, медленно покачал головой:
– Не думаю. Он появился передо мной на улице, отвел меня под дерево и расспрашивал про вас. Я сказал ему, что вы забрали вещи у Леванта и остановились у меня. Потом он сказал, что скрывается от майора Воробьева и его головорезов. По всей вероятности, ваш друг сбежал.
Щеки Любимовой заалели.
– Это на него похоже, – произнесла она.
– Я сказал, что разгуливать по городу небезопасно, потому что его любой здесь может узнать, – продолжил Тихонов. – Он со мной согласился. Велел передать, что придет за вами ночью. Еще сказал, что майор Воробьев загнал его машину на полицейскую стоянку, но он ее обязательно вернет, и тогда вы сможете уехать из поселка.
– Ах, Игорь, как это все ужасно, – сказала Лара, пристраивая короля к даме. – Человек вынужден скрываться от людей, как дикий зверь. И когда уже ты разберешься с этим гадким майором Воробьевым?
