Как-то он столкнулся в лифте с Гусевым.
– Михаил Петрович, только сейчас заходил наверх, к
Мариночке Аркадьевне. Она просто чудеса там сотворила. В таких офисах хочется
не только хорошо работать, но даже и жить! Вы видели кабинет для переговоров в
узком кругу? А булавинские апартаменты? Шедевр, истинный шедевр! Честно говоря,
я даже не ожидал…
– Меня туда не допускают, – развел руками Михаил
Петрович.
– Она и меня бы с удовольствием оттуда
выстави-ла, – засмеялся Гусев. – Думаю, скоро Мариночка Аркадьевна
станет самым модным декоратором в Москве.
Михаил Петрович передал Марине слова Гусева и видел, что она
довольна. В последнее время они не всегда вместе ездили на работу и с работы.
Это его огорчало, он волновался, считая ее не слишком надежным водителем. В его
жизни появилось много поводов для волнений, зато какой радостью было слышать
истошный вопль Мишки:
– Ура! Папа приехал!
И выслушивать сообщения о событиях дня:
– Папа, ты знаешь, Сидор наплевал на Сидору с
гигантской секвойи! Он завел себе трехцветную кошку, она у Салтыковых живет,
хорошенькая. У них, наверное, будут котята! Тетя Настя сказала!
– Кто такая тетя Настя?
– Тетя Настя Салтыкова! Она говорит, что котята должны
получиться красивые… Папа, я вот хотел сказать… Мама, наверное, забыла…
– Слушаю тебя!
– Насчет собаки… Она мне еще весной обещала, когда дачу
в наследство получила, что возьмет собаку…
– Видишь ли, сын, это довольно сложный вопрос…
– Почему – сложный?
– Потому что теперь у нас в доме кошка и кот.
– Ну и что? Кошки, между прочим, прекрасно уживаются с
собаками, сам, что ли, не знаешь? Ты не думай, я с ней буду гулять сколько
надо, я все сам буду делать… Ну пожалуйста, папа!
– Мишка, а ты уже решил, какого именно пса хочешь?
– Конечно! Золотистого ретривера! Папа, это такие
собаки! Они добрые, умные, а красивые какие!
– Хорошо, я учту. Но давай договоримся. Мы заведем
ретривера, но не сейчас.
– А когда? – Голос у Мишки упал.
– Ближе к весне.
– Почему?
– Понимаешь, мы с Сидором теперь тоже будем жить у вас,
и надо нам всем как-то обжиться. Неизвестно ведь еще, как твоя Клипсидра будет
вести себя в городе, на своей исконной территории, понимаешь? Мне тоже надо
привыкнуть к новому месту, и маме с Алюшей к нашему с Сидором присутствию, а
тут еще маленький породистый щенок, который потребует массу хлопот, будет
писать и какать на каждом шагу.
– Нет, я его сразу приучу к улице!
– Чудак-человек! Породистых щенков месяцев до
шести-семи нельзя выводить на улицу.
– Почему?
– Потому что они могут легко подцепить какую-нибудь
заразу. Поэтому мы сделаем так. Возьмем в начале февраля двухмесячного щенка, и
к моменту переезда на дачу он уже достаточно подрастет, чтобы выпускать его в
сад. К февралю уже и мы с Сидором приживемся в доме…
– Папа, ты разве у нас еще не прижился? –
сочувственно глядя на новоиспеченного отца, спросил Мишка. – Тебе у нас
плохо?
– Да что ты, Мишенька, мне так хорошо, как никогда
раньше не было, но просто надо понять, как мы будем жить в городе, где
разместить мои книги, где Сидор будет справлять свои надобности. Жизнь, сынок,
надо устраивать удобно, чтобы всякие мелкие неудобства не отвлекали людей от
главного.
– А что главное?
– Одним словом не скажешь… Но одно я тебе твердо обещаю
– ретривер у тебя будет, только наберись немного терпения.
Мишка закрыл глаза, сделал очень глубокий вдох и немного
погодя объявил:
– Уже!
– Что – уже?
– Терпения набрался!
До чего же золотой парень достался мне в сыновья. И тут же
вспомнил: «Мать умрет, а сын тебе достанется!» Это становилось кошмаром его жизни.
Пятого сентября Михаил Петрович улетел в Роттердам.
– Боюсь, Маричка, твой триумф пройдет без меня, –
огорченно сказал он. – Но я не могу не поехать.
– А ты надолго?
– Дней на десять, может быть. Сделаю все от меня
зависящее, чтобы управиться побыстрее, но не уверен, что это получится. Прошу
только об одном: береги себя, езди осторожненько и не выключай мобильник. Носи
его всегда с собой, не оставляй где попало, как ты любишь.
– Хорошо, – засмеялась Марина. На самом деле ей
хотелось плакать. От обиды, что день ее торжества пройдет без любимого
человека, и от растроганности его заботой и такой явной, несомненной любовью,
что она перед ней даже терялась… Ее никогда никто так не любил, разве что
Алюша. Отца она не помнила, а мать больше всех на свете любила себя. И Марина
решила, что без Миши просто не пойдет на это дурацкое торжество. Она все
сделает, а они пусть празднуют без нее. К тому же у нее и платья
соответствующего нет. Не было времени этим заняться. Вот и хорошо, что зря не
потратилась, туда абы в чем не придешь.
Однако, как любил говаривать Даниил Александрович, «человек
предполагает, а босс располагает!». Гусев и слышать не желал о том, что она не
придет.
– Ну и что, что Михаила Петровича нет? Извините меня,
Мариночка Аркадьевна, но, по большому счету, Михаил Петрович в этом деле сбоку
припека! Это ваша работа! Наконец, это просто непрофессионально и, если уж на
то пошло, неприлично! Вы обязаны быть! Я было заикнулся Булавину, так он просто
сказал, что я дурак и, если вас не будет, с меня голову снимут! Мне это надо?
Нашли всадника без головы!
– Даниил Александрович!
– Мариночка Аркадьевна! Вы что, решили теперь быть
просто мужней женой? Гладить рубашки Михаил Петровичу? Он, конечно, великий
юрист, интересный мужчина, наконец, просто хороший человек, но все же не стоит
бросать работу, за которую платят такие бабки, это раз, и которая может
принести вам европейскую известность – два. Европейскую – это как минимум! Я
совершенно убежден, Мариночка Аркадьевна, что новые заказы поступят прямо на нашем
вечере. Там будет масса модной публики.
– Это меня и пугает.
– Вы боитесь? Золотая моя! – умилился
Гусев. – Ничего не бойтесь! Обещаю, я буду с вами неотступно! Ну не
кобеньтесь!
– Черт с вами! – сдалась Марина.
– Придете?
– Приду, что ж делать!
– Умничка! Золотце! Я в вас не ошибся, вы не можете так
легко отдать человека на заклание!
– Это смотря какого человека! – засмеялась Марина.
– Но не меня?
– Не вас!
– Знаете, тут многие наши вас осуждают, а многие просто
завидуют, это я про баб, конечно. Мужской состав фирмы единодушно вами
восхищается!
