– Маричка, у меня идея, давай сейчас поедем на дачу!
– На дачу? – безмерно удивилась Марина. –
Зачем? Там же холодно…
– Не страшно, затопим… и вообще, я тебя быстро согрею…
– Ах вот какие у тебя мысли, – засмеялась она, да
так, что он чуть не сошел с ума. – Ну что ж, мне нравится твоя идея,
только надо позвонить Алюше, предупредить и еще купить какой-то еды! Правда,
Мишка расстроится, если не застанет нас… Но ничего, едем!
В доме было очень холодно, но они этого почти не ощутили.
Нет, глупости, я просто ревнивый дурак, она любит только меня, а я просто схожу
с ума от любви, да что там, уже сошел, окончательно и бесповоротно. У меня
никогда не было такой женщины… Нет, ерунда, просто я никогда раньше не любил,
не понимал, что это такое… – блаженно думал он, раскинувшись в постели. Дом уже
согрелся.
– Миша, я такая голодная… ты меня совсем умучил… –
проговорила она.
– Давай останемся тут на ночь, а? Тогда я тебя
окончательно умучаю.
– Нет, нельзя. Мишка очень расстроится.
– Да-да, ты права, вот поедим – и в путь. А неохота! Ну
что там у нас есть?
Когда они поели, Марина вдруг словно набрала в грудь воздуху
и выпалила:
– Миша, пока мы одни, я хочу признаться в одной вещи…
О господи, вот оно!
– Можешь не признаваться, я уже все знаю!
– Господи, откуда?
– Из газет, моя дорогая! Из газет!
– Из каких газет? Что за глупость?
– Почему же глупость? Все газеты уже трубят о твоем
романе с Раевским.
Она вытаращила глаза:
– О чем, о чем?
– Не притворяйся! Ты очень ловко мне подала эту
историю, но я уже в курсе, не трудись!
– При чем тут Раевский? Он просто подвез меня домой, и
больше я о нем ничего не знаю! Миша, ты ревнуешь? Ты думаешь, у меня что-то с
ним было? Мишка, ты непроходимый дурак! Я люблю тебя, и только тебя, зачем мне
какой-то Раевский?
– Тогда в чем ты хотела мне признаться? – вдруг
смертельно испугался он. Сейчас она скажет, что неизлечимо больна и я должен
позаботиться о Мишке.
– Я хотела сказать тебе одну вещь… Правда, я поклялась
когда-то, что буду свято хранить эту тайну, но она помимо моей воли уже
всплыла… Мишка не мой сын.
– Как? – опешил он, решив, что ослышался.
– Вот так. Его родила не я… Но это не имеет значения,
он все равно мой сын…
– Погоди, что ты говоришь? Ты взяла его из детского
дома?
– Нет, – покачала головой Марина. – Он сын
моей умершей подруги… Ей нельзя было рожать, но она все-таки решилась,
понадеялась на чудо, а чуда не случилось… Она прожила после родов только
полтора месяца…
– А отец у него есть?
– Я не знаю, он, может, и есть где-то, но я никогда его
не видела, знаю только, что его звали Дмитрий, и ничего больше… даже фамилии
она мне не сказала. Она не хотела, чтобы хоть одна душа знала, что она родила
от него, понимаешь? Она вообще была очень скрытная, любила его без памяти, а
он, кажется, был женат…
Боже мой, вот что значило пророчество «бзиканутой»
ветеринарши! Действительно, мать умерла, а сын достался мне! Значит, с Мариной
ничего не случится! Она не умрет!
Он схватил Марину и начал целовать.
– Пусти, я тебе о таких вещах… а ты! – возмущенно
оттолкнула его Марина.
– Прости, я потом объясню тебе почему… прости. Говори,
маленькая, я слушаю тебя.
– Когда стало ясно, что ей осталось совсем немного, она
вызвала меня и умоляла взять Мишку к себе, я сразу согласилась, я как только
увидела его… А Питер, мой муж, он категорически отказался усыновить… Тогда я
плюнула на все, ушла от него и вернулась в Москву… В те годы была такая
неразбериха везде… и за хорошую взятку я сумела оформить усыновление… По закону
я не могла без согласия мужа, и вообще… Правда, на эту взятку ушли все мои
деньги, но… Подруга завещала мне свою квартиру, чтобы я могла ее продать и на
эти деньги… Но я тогда как раз встретила Алюшу, взяла к себе и поняла, что
скоро двухкомнатной будет мало, и поменяла две квартиры на одну… Ну вот,
собственно, и все… Господи, как легко стало!
– Ты сказала, что эта тайна всплыла… Каким образом?
– А эта тварь, Нора, встретила Питера… И он ей сказал,
что Мишка не мой сын…
– Сукин кот! Как можно говорить такие вещи кому бы то
ни было! А эта баба поспешила в Москву доложить об этом… Но кому? Мне?
– Да нет, то-то и дело, что Мишке!
– Ей удалось?
– Нет, Алюша ее так прибила, что…
Марина рассказала ему о подвигах Алюши. Он долго хохотал,
потом нахмурился.
– Она оставила заявление? Ничего, я ее достану! За
разглашение тайны усыновления есть санкции! Пусть только попробует не забрать
заявление. А тебя, Маричка, я еще больше люблю… И мы с тобой будем для Мишки
прекрасными родителями, ты и так уже прекрасная мать, а я…
Она не дала ему договорить:
– Я думаю, нам пора ехать, а то наш сын там, наверное,
в тоске.
Поздним вечером, когда счастливый Мишка уже давно спал,
Михаил Петрович спросил:
– А как звали твою покойную подругу?
– Татьяна.
– У тебя есть ее фотография? Мишка на нее похож?
– Немножко.
Она достала из письменного стола маленький альбом с
фотографиями и дала ему. Но тут ей кто-то позвонил. Когда она вернулась, он с
задумчивым лицом листал альбом.
– Интересная женщина. Почему все-таки она умерла?
– У нее была тяжелая болезнь почек… Ей нельзя было
рожать… Но она так хотела ребенка… надеялась на чудо…
– А кто звонил?
– Севка! Объявился наконец, пропащая душа! Оказывается,
он из Италии махнул в Мексику, его пригласил мексиканский миллионер оформить
виллу в Акапулько! Севка говорит, что там фантастически красиво и что он хочет
пожить годик-другой в Мексике…
– А сейчас-то он в Москве?
– Да нет, в Акапулько! Он знаешь еще что сказал? Что
теперь может себе позволить уехать из Москвы надолго, потому что я в хороших
руках! Миша, а я в хороших руках?
Прошел месяц. Марина взялась за новую работу, оформляла
теперь квартиру Булавина. Его жена решила, что недопустимо, чтобы офис был
шикарнее и элегантнее ее дома. Она, открыв рот, слушала Маринины объяснения,
почему что-то надо сделать так, а не иначе, и во всем с ней соглашалась.
Витрину для Люды Божок она сделала за два дня, и та осталась довольна. А Михаил
Петрович вдруг объявил, что берет отпуск на неделю, чтобы побольше времени
проводить с Мишкой. Он забирал его из школы, и они вместе куда-то ходили,
ездили, развлекались. Музеи, выставки, книжные магазины… Два раза были в
театре. Мишка пребывал на седьмом небе от счастья. Только иногда они оба
грустили по Сидору.
