– Алюша, как у вас дела? Мишка спит?
– Спит как ангелочек. Маря, тут к тебе женщина какая-то
приехала. Но я не пустила. Ты ведь ничего не сказала, а я боюсь.
– Какая женщина?
– Почем я знаю, говорит, подружка твоя, я забыла как
звать, но я сказала, пускай завтра приходит. И что за дела – являться без
звонка, я права? А то мало ли… Теперь народ ушлый такой.
– Действительно, если надо, придет завтра, а я никого
не жду.
Марина терялась в догадках, кто бы это мог быть? У нее была
всего одна подруга – Геля, которую Алюша прекрасно знала, да и та не стала бы
вот так действовать, а просто позвонила бы ей на мобильник. К тому же сейчас
Геля живет в Аргентине. Почему-то настроение испортилось – и потянуло домой.
– Что-то случилось? – подошел Андрей.
– Да вроде нет, но я хочу уехать.
– А Игорь, конечно, не хочет? – засмеялся
он. – Я бы вас отвез, но тогда ему придется пьяному садиться за руль.
– Знаю, – махнула рукой Марина. – Ой, Андрей,
а давайте сделаем так: я уеду на его машине, а вы его доставите домой.
– К вам домой?
– Боже упаси. Он утром заберет машину.
– Ну что ж… Я предпочел бы везти вас, но, видно, ничего
не попишешь.
– Спасибо, вы настоящий друг.
Она поспешила к Игорю:
– Игорек, дай мне ключи от машины.
– Зачем это?
Она быстро объяснила ему все.
– Ну вот еще! У меня утром важные дела, машина будет
нужна…
– Если ты будешь пить такими темпами, тебе утром будет
нужна разве что машина «скорой помощи».
– Маришка, не хами! И вообще, имею я право хоть
когда-нибудь расслабиться… И почему я не педераст, как твой Севочка? Совсем
бабы заездили. А как бы славно было с нежным «голубеньким» мальчиком… Он бы не
спорил, а только смотрел на меня с восторгом…
– О, ты уже хорош! Дай ключи!
– Не дам!
– В таком случае забудь обо мне раз и навсегда!
– Ну, Маришка, не вредничай! Посидим еще часик, и я
предоставлю тебе возможность отвезти себя домой.
– Тебя отвезет Андрей, а если тебе и вправду с утра
нужна тачка, я возьму от твоего дома такси!
– Ну где там среди ночи брать такси, и потом, выйдет,
что я не джентльмен… Нет, обещаю, через час мы уедем. Ну сядь, давай выпьем
душевненько за тебя, Маришка! Ну выпей, что ты как неродная?
– Я пить не буду, мне же вести машину, черт бы тебя
взял.
– Как хочешь, как хочешь, золотая моя! А я выпью, мне
надо снять стресс! А то с моей мамулей…
– Марина, вам помочь? – подоспел Андрей.
Она кивнула.
– Игорек, дружище, дай ключи, очень прошу!
Через десять минут уговоров Марина уже спешила к машине.
Как странно, думала она по дороге, я стала совсем как
чурбан, а это ведь чертовски романтично – мужчина и женщина столько лет помнили
друг друга, не обменявшись даже словом… Я тогда готова была все бросить, если б
он меня позвал, и он, наверное, тоже мог бы что-то сломать в своей жизни. Он
волновался сегодня, еще как волновался, а я… Мне было приятно, не скрою, но и
только. Он постарел, хотя все равно хорош… Рост, фигура, глаза… А его дочка,
должно быть, уже совсем взрослая, ей тогда было лет шесть-семь…
Нет, вся эта романтика не для меня. В моей жизни главный
человек – Мишка. Ох, а ведь этот тоже Мишка! Забавно. Но ровным счетом ничего
не значит. Михаил – очень распространенное имя. Но отчего же так тревожно на
душе? Хотелось позвонить домой, но она боялась разбудить Алюшу. Мишку не
разбудишь и из пушки… Машину Игоря она решила все-таки поставить у его дома,
чтобы поменьше было разговоров, вторые ключи у него есть. Уже на подъезде к
городу она вызвала к его дому такси. И действительно, ей пришлось подождать
каких-нибудь пять минут – и такси прибыло. До чего же все-таки удобно стало
жить с мобильными телефонами.
Она уже набрала код на двери подъезда, как вдруг из темноты
ее кто-то окликнул:
– Маринхен!
К ней кинулась женщина, с огромной дорожной сумкой.
– Маринхен, какое счастье, что ты вернулась!
– Нора, это ты? – поразилась Марина. Она не видела
эту женщину лет десять.
– Я, конечно, я! – Женщина бросилась обнимать и
целовать Марину. – Меня твоя домраба не впустила, представляешь, киска?
Вот сука, правда же? Я говорю: я ее фройндин
[1]
, – а она –
знать, говорит, не знаю! Представляешь, Маринхен, я своего супружника послала?.
Надо ж в Москве где-то приземлиться, а кроме тебя, негде.
– Но как ты меня нашла? – растерянно спросила
Марина. Встреча ее совсем не обрадовала. Но не оставлять же женщину среди ночи
на улице. – Ладно, пойдем ко мне, там все расскажешь, – обреченно
сказала она, понимая, что лечь спать в ближайшие часы не удастся. – Только,
пожалуйста, не кричи, дома все спят.
– Да ты что, я тихонечко! Ой, я тут страху-то
натерпелась!
– Почему ж ты не позвонила? Не предупредила?
– Да мне телефон почему-то не дали, только адрес в
справочной…
– А если б меня в Москве не было?
– Ну на вокзале бы перекантовалась, вернее, в
аэропорту… Или мужичка какого-нибудь подцепила… Не проблема! – Она весело
подмигнула. – Но я так хотела тебя повидать, все ж таки сколько лет
общались, дружили…
Никогда мы не дружили, мысленно сказала Марина, отпирая
дверь квартиры, и приложила палец к губам.
– Ну у тебя и платье – зашибись! – прошептала
Нора, когда Марина зажгла свет в прихожей.
– Ты, наверное, голодная?
– Ну съела бы что-нибудь.
– Хорошо, заходи вот сюда, я сейчас принесу белье,
больше мне тебя положить негде. Но диван тут удобный. Хочешь помыться с дороги,
ванная вон там, помоешься, приходи на кухню, я что-нибудь соображу…
Марина быстро переоделась и побежала на кухню. Вскоре туда
явилась Нора в пронзительно розовом атласном халате. Она сильно постарела,
как-то обабилась. И тут же полезла к Марине с поцелуями:
– Ой, до чего ж я рада тебя видеть! Ты все такая же –
холодная, неприступная! Но ты не волнуйся, я только на пару дней, потом улечу к
своим в Новосибирск! Представляешь, Маринхен, я своего послала?…
– Ты уже говорила.
– А, ну да… Он меня до печенок достал, Нalunke
[2]
. Мне там так обрыдло… А у вас тут, говорят, жизнь совсем другая
стала, вольготная! А я воли хочу! Ты вот умница, давно слиняла. Я тогда думала,
что ты дура непроходимая, а сейчас понимаю, поумней моего оказалась баба.
Заколебали меня там своими правилами. Это не так, да это не так. Я вроде
приспособилась уже, но нет… А уж как поглядела, с какими башлями русские
приезжать стали, так вообще… Надоело мне там хуже смерти. Волюшки хочу, воли!
Freiheit!
[3]
, понимаешь?
