— Немного. В сущности ничего.
— Пойдемте со мной. Я покажу вам кое-что.
Изабелла оглянулась на спящего малыша и прошла следом за мачехой Доминика в уютную гостиную, полную безделушек.
— Вот… — Люситта подошла к столу в углу комнаты и взяла фотографию в черной лакированной рамке. — Это снимок Доминика, сделанный пять лет назад.
До Изабеллы не сразу дошел смысл того, что сказала Люситта. Она взглянула на снимок, потом снова на мачеху Доминика, схватившуюся рукой за маленький крестик на шее.
Изабелла снова перевела взгляд на фотографию. Доминик еще без шрамов.
— А вот еще один снимок. Его и Иоланды, — сказала Люситта, передавая Изабелле другое фото, в красной пластмассовой рамке. — Этот снимок был сделан за год до того, как она забеременела Фелицией.
Иоланда была небольшого роста и темноволосой. Лицо нимфы в облаке черных волос. Смеющееся.
А Доминик был одним из самых неотразимых мужчин, которых она когда-либо встречала. Сильный, красивый и уверенный в себе.
Она внимательно рассматривала гладкую кожу на его загорелом лице. Футболку с короткими рукавами, обнажавшими руки спортсмена.
Удивительно притягательный мужчина.
Каково же было ему привыкать к шрамам? Смотреть в зеркало и не узнавать самого себя?
— А что все-таки случилось?
Люситта взяла фотографии из ее сделавшихся непослушными пальцев и поставила на место.
— Пожары — нередкое явление здесь. Малейшей искры достаточно, чтобы они возникли в летнее время. А тот пожар начался днем. Никто так и не понял, почему. Иоланда и маленькая Фелиция, видимо, спали, потому что никто не поднял тревоги до тех пор, пока пожар не разгорелся достаточно сильно.
Словно чья-то рука сжала сердце Изабеллы длинными ледяными пальцами. Она едва не закричала от боли.
— А Доминик?
— Он находился в палаццо. Занимался какими-то делами. Вернулся домой и обнаружил, что все вокруг пылает.
Изабелла почувствовала, что ей становится плохо.
— И что дальше?..
— Все бегали, суетились… Над домом кружились пожарные вертолеты, но было уже слишком поздно. — Люситта откинула со лба седые волосы. — Они умерли от угара еще до прихода Доминика.
— А как он обгорел?
Люситта покачала головой.
— Он словно обезумел. Никого не желал слушать. Разбил окно и бросился в дом. Но не добежал даже до лестницы.
Люситта пожала холодные пальцы Изабеллы и направилась к кухне.
Изабелла пошла за ней, задумавшись над тем, какими были отношения Люситты с ее приемным сыном.
— Его пришлось спасать?
Люситта кивнула.
— Два дня он находился в коме, а когда пришел в сознание, мы вынуждены были сообщить ему, что Иоланда и Фелиция умерли.
Люситта открыла огромный холодильник и достала стеклянный кувшин с домашним лимонадом. Она поставила кувшин на кухонный стол и повернулась, чтобы взять стаканы.
Изабелла подняла руку и смахнула слезу. Но Люситта еще не договорила.
— Иоланда была чудесной девушкой, — сказала она, наливая лимонад в стаканы. — Это ее семье принадлежали отели, вы знаете это? Конечно, Доминик поднял все это на другой уровень, но начало положил дедушка Иоланды. Купил первый отель в тысяча девятьсот тридцать седьмом году и сохранил его во время войны.
— Они не обвиняли Доминика в пожаре?
— Нет. Тут не было ничьей вины. Но Доминик винит себя сам за то, что Иоланда находилась на Монт-Авеллане, хотя это было, прежде всего, ее собственное решение. Она любила бывать здесь.
Она протянула Изабелле стакан.
— «Палаццо Таволара» должен был стать началом новой жизни на этом острове. Не знаю, насколько Иоланда одобряла идею строительства на Нироли. Не слишком, как я подозреваю.
Ее слова заставили Изабеллу смутиться… по многим причинам. Она пыталась получить слишком много информации и слишком быстро.
— Почему?
— Потому что островом ее мечты был Монт-Авеллан. — Люситта накрыла кружевной салфеткой кувшин с лимонадом и поставила его на поднос рядом со стаканами.
Изабелла встала, сжимая в руке стакан с лимонадом.
— Тогда почему же он не превратил палаццо в отель?
— Ему тяжело бывать здесь. Мы все знаем об этом. Но и продать его он тоже заставить себя не может. — Она взяла поднос. — Вас не затруднит отнести Доминику лимонад?
Затруднит? Вообще-то, да. По каким-то непонятным причинам Изабелла чувствовала себя… взволнованной. Словно ей позволили заглянуть в маленькое оконце в его душе, а она еще не решила, что делать с полученной информацией.
Так много вопросов — и никакой возможности их задать.
Изабелла с подносом в руках медленно пошла назад к тенистой беседке. Там, на Нироли, все казалось таким простым. Сеть отелей «Винчини» прекрасно подходила для…
И тут она задумалась.
Сеть отелей «Винчини». Почему они так назывались, если их возникновение было связано с семьей Иоланды? Она так много о нем не знала.
А хотела ли знать? Изабелла покачала головой. Неужели она влюбилась в Доминика Винчини? Такое было невозможно. Сотни мужчин готовы были оказаться у ее ног, стоило ей лишь щелкнуть пальцами. А она влюбилась в мужчину, сердце которого было погребено вместе с его умершей женой и ребенком. В мужчину, который предпочитал одиночество.
Изабелла остановилась на пороге беседки.
— Это мне?
— От Люситты. Она попросила меня отнести это вам, — сказала Изабелла, подходя к нему.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Чаще всего, разговаривая с ним, она совершенно не замечала его шрамов. Но сейчас, после того, как увидела, каким он был до пожара… они сразу бросились ей в глаза.
— Карло все еще спит?
— Да.
Интересно, какой процент его тела обожжен? Сейчас ей был виден только сморщенный участок кожи на его шее. Как далеко он распространяется?
Доминик отложил книгу в сторону.
— Что она вам рассказала?
Изабелла виновато перевела взгляд на его лицо.
— Кто?
— Люситта. Что, она вам рассказала? Только не говорите «ничего», — добавил он с натянутой улыбкой.
Изабелла села напротив него, не зная, что именно сказать.
— Она рассказала вам о пожаре?
— А вам бы этого не хотелось? — осторожно спросила Изабелла.
Доминик провел рукой по лицу, и Изабелла поняла, что этот жест, который она видела много раз, означает, что он смущен и чувствует себя неуверенно.
