– Нет, не помню.
– Естественно, ты ж не обращала на меня внимания, а я
умирал от любви… И от ревности.
– К кому?
– Ну ты же была как ненормальная влюблена в какого-то
старика, я один раз выследил тебя, видел, как ты села к нему в машину и вы
стали целоваться… А я проколол ему колесо… Динка, Динка, неужели это ты?
В этот момент мимо с грохотом пронеслись два мотоцикла и
вывели нас из счастливого оцепенения.
– Ну, куда мы едем? – спросил он.
– Понятия не имею! – засмеялась я. С Костей мне
было легко и хорошо.
– Наверное, следовало бы пригласить тебя куда-то
поужинать, но так не хочется никого видеть… А давай поедем ко мне на дачу?
– У тебя есть дача?
– Осталась от родителей развалюшка, но с хорошим садом.
Я ее в свободное время перестраиваю своими руками, хотя времени практически
нет. Но там можно разжечь костер, испечь картошку… Как тебе такое романтическое
предложение? Ты ничего такого не думай, в доме две комнаты… – он вдруг
смутился. – А не захочешь остаться, отвезу тебя в город. Но тогда пить не
будем.
– Да нет, мне необходимо выпить. Я тут три дня, а
столько на меня всего обрушилось… Поехали на дачу!
Он просиял:
– Шадрина, ты клевая чувиха!
– Еще так говорят – клевая чувиха?
– Ну, нынешние школьники, вероятно, говорят как-то
иначе. Но ты меня поняла?
– А как говорит твой сын?
– Мой сын учится в нашей школе, а им там прививают
теперь хорошие манеры, учат говорить на правильном литературном языке, и он от
этого в восторге, иной раз одергивает меня, когда слышит жаргонные словечки,
так что современного жаргона от него не наберешься.
– Он у тебя красивый?
– Да.
– Покажешь фотографию?
– У меня с собой нет. Потом как-нибудь… А у тебя есть
дети?
– Нет. Костя, поедем уже.
– Да-да, сейчас… Просто не могу оторваться от твоего
лица. Оно такое…
– Какое? – улыбнулась я.
– Мое…
Он произнес это так проникновенно, что я вздрогнула. Он
опасный, этот мой одноклассник. Ох, до чего опасный. И словно в подтверждение
этой мысли он провел пальцем по моей переносице, где до сих пор сохранился
маленький шрам, оставленный рулем его велосипеда. Мы учились во втором классе,
когда он ни с того ни с сего взял и наехал на меня. Было много крови, слез,
шуму, мама ходила в школу, возмущалась. Нос распух, я рыдала, боясь, что навеки
останусь с таким уродливым носом…
– Помнишь? – спросил он.
– Еще бы! Знаешь, как больно было!
Он взял мою голову руками и осторожно подул на переносицу.
– Костя!
– Нет-нет, ничего… – слегка смутился он. –
Ну, едем, Шадрина! Ты что пьешь?
– Ну, к печеной картошке лучше водки ничего не
придумано. А еще я знаешь чего хочу?
– Ну?
– Квасу!
– Квасной патриотизм взыграл?
– Нет, я просто вспомнила…
– Как я принес тебе бидон квасу, когда ты болела?
– Да! Было так жарко, хотелось пить…
– Я тогда весь район обегал, насилу нашел и простоял
почти час в очереди… Это было классе в девятом, да?
– Кажется…
– Тронут, что ты это помнишь. Значит, не зря старался.
Я понимала – нельзя, нельзя в это углубляться, опасно. Он
слишком хорош, просто невероятно хорош, и от него исходит такое мужское
обаяние, что очень легко совсем потерять голову, да я, кажется, уже ее
потеряла, раз еду к нему на дачу… Надо попытаться по крайней мере сбить его с
лирического настроя.
– Костя, а ты с кем-то из наших поддерживаешь
отношения?
– Постоянно только с Надькой Коваль. Она гримером у нас
в театре. У нее трое детей. Три пацана, погодки.
– Надо же! А муж кто?
– О, муж у нее знаменитый парикмахер, хороший мужик,
только иногда уходит в запой. Но нечасто. А еще с Венькой Гордоном общаюсь. Он,
правда, живет в Иерусалиме, но бывает в Москве, и я у него бывал. Ну и,
разумеется, Тоська Бах! Она ходит на все мои премьеры, и у меня такое ощущение,
что всякий раз с новым спутником. Но она милая, хоть и болтушка. Вот, пожалуй,
и все… Да, помнишь Витька Дубова? Он года два назад умер…
– Что-то я такого не помню.
– Как ты можешь его не помнить? Высоченный такой,
худющий. Мы еще звали его «Вишневый зад»?
– Погоди, погоди, «Вишневый зад», что-то припоминаю… У
него штаны были вишневые, да?
– Ага, вельветовые, вспомнила? Так вот, умер от
инфаркта. В одночасье. А добился многого, банкиром стал. А хочешь знать, как
сегодня все вышло? Тося позвонила сообщить точное время встречи в школе, а я
сказал, что не уверен, смогу ли прийти. Она развопилась, а потом как бы между
прочим сказала, что Шадрина уже в Москве. Ну, тут уж я встал на уши, стребовал
с нее твой телефон, можно сказать, прибег к шантажу, и буквально через две
минуты мне сообщили, что спектакль сегодня отменяется. Я решил, что это знак
свыше…
– А тебе не было страшно?
– Страшно?
– Ну ведь столько лет прошло…
– Для меня это не имеет значения, ты это ты.
– Но ведь я могла бог знает во что превратиться…
– У меня слабое воображение, – засмеялся он.
– Но как же это возможно для такого знаменитого актера?
– Ну, знаменитый не обязательно гениальный. Я просто
хороший актер, но не гениальный, я это знаю.
– Ты странный парень.
– А не странен кто ж? – засмеялся он.
– Твоя дача далеко?
– Нет, еще минут двадцать езды. А знаешь, я как-то
давал интервью по телевизору и признался тебе в любви…
– Я вчера видела повтор. Случайно наткнулась…
– Правда?
– Конечно. Меня это растрогало.
– А знаешь, почему я так сказал?
– Я думала об этом.
– И что придумала?
– Что ты этой детской любовью прикрываешься как щитом
от массы напирающих на тебя баб.
– Шадрина, ты почему такая умная? – захохотал
он. – Только в тот момент я защищался не от массы, а от одной, но весьма
настырной… И тем не менее я сказал правду. Запомни это, Шадрина.
Дальше мы ехали молча. Внутри у меня бушевали штормы. Словно
все эти эмоции ожили после многолетнего анабиоза… И дело было не только в
Косте… Интересно, может человек выдержать такое в течение двух недель? А ведь
есть еще Рыжий… Но он как раз успокаивал меня. Он не казался опасным, но как же
он проигрывал в сравнении с Костей… К тому же у нас с ним не было ни одного
общего воспоминания, кроме Барсика на ограде…
