– Приехали! – объявил Костя.
Дом и вправду был старый, даже ветхий, но старания хозяина
привести его в божеский вид были заметны.
– Вот мое владение! Не слишком шикарно, да? Зато
смотри, какой сад. Мне все талдычат – снеси, построй новый дом, а мне не
хочется, я этот люблю…
– Ты такой верный человек?
– Да, по сути, я очень верный…
– За этим должно последовать какое-то но?
– Пожалуй! – рассмеялся он.
– Не можешь хранить верность женщине?
– Просто еще не встретил ни одной, которая бы этого
стоила.
– Ну и соблазнов наверняка куча?
– И соблазнов, – кивнул он. – Слушай,
Шадрина, да чего же мне с тобой легко… А раньше, наоборот, было так трудно…
– Это потому что раньше ты был в меня влюблен, а теперь
просто встретил школьную подругу… И потом, нам вроде как ничего друг от друга
не надо…
– Фигня!
– То есть?
– Мне лично от тебя много надо! Надеюсь, и тебе…
– А картошка у тебя есть? На данный момент мне от тебя
нужна только печеная картошка.
– Понял. Картошка есть, костер сейчас разожгу.
Он внимательно на меня посмотрел. И засмеялся:
– Не ври, Шадрина, ты врать никогда не умела, у тебя
сразу уши краснеют, так что зря так коротко постриглась.
– Не выдумывай! – я невольно схватилась за ухо.
– Умная, умная, а попалась!
– Так есть картошка или нет?
– Конечно есть, более того, видишь этот ящик?
– Ну, вижу.
– Сам сделал специально, чтобы печь картошку, в нем она
получается охренительно вкусная и негрязная. Я сейчас!
Он принес с терраски складное креслице.
– Садись, я все сам сделаю. И вот возьми, намажься, а
то комары…
– Спасибо, но давай лучше я тебе помогу!
– Не надо, я в два счета!
Он опять убежал и принес мне старенький плед.
– Хочешь чего-нибудь выпить в качестве аперитива?
– Нет, спасибо.
Он быстро и ловко разжег костер.
– Динка, только имей в виду, картошка еще не скоро
будет, может, съешь пока бутерброд, а?
– А с чем?
– Увидишь!
Через несколько минут он вернулся с большой тарелкой, на
которой лежал наломанный лаваш, горка зелени и какие-то толстые золотые
неровные колбаски.
– Что это?
– Армянский копченый сыр.
Я попробовала. Это было очень вкусно. И лаваш свежий.
– Костя, создается впечатление, что ты готовился к
моему приезду, – засмеялась я.
– Просто надеялся, что согласишься приехать, вот по
дороге к тебе и заскочил на рынок. Вкусно, правда?
– Очень, – ответила я с полным ртом.
Мы сидели друг против друга, ели лаваш с сыром и хохотали,
вспоминая школьные шалости и глупости.
– А помнишь, Шадрина, в твое дежурство Вовка Марков
перед немецким доску мылом намазал. Мы думали, на ней нельзя будет писать…
– Еще бы не помнить! Писать-то наш немец все написал, а
стереть – фигушки. И в отместку заставил меня стирать… Я чуть не плакала…
– Ты вообще плакса была жуткая…
– Не ври, Иванишин!
Когда дрова прогорели, Костя закопал ящик с картошкой в
золу.
– И что теперь?
– Минут через сорок будет потрясающая картошка. А я
сейчас соображу что-нибудь к ней…
Он опять ушел. Было еще совсем светло, но по-вечернему
свежо. Я укрылась пледом и не заметила, как уснула. Проснулась от взгляда.
Передо мной на корточках сидел Костя и смотрел. В его светло-зеленых глазах мне
почудились какие-то бездны. Как ни пошло это звучит, в них можно было утонуть.
Казалось, этот взгляд проникает до самой печенки.
– Костя, перестань так на меня смотреть!
Он не пошевелился, не моргнул глазом.
– Костя, ты что?
– Шадрина, я в тебя влюбился!
– Вот новости! – попыталась улыбнуться я, а у
самой в горле пересохло.
– Я в тебя сейчас, когда ты тут так беззастенчиво
дрыхла, влюбился заново. Не в ту воображалу, а в эту женщину с прошлым. У тебя
большое прошлое, Шадрина? – он говорил почти шепотом, и голос звучал
ужасающе сексуально. Да, перед таким ни одна баба не устоит.
– Еще какое, чего там только не было. Даже тюрьма.
– Тюрьма? – вскинулся он. – За что?
– Да одного араба кока-колой по башке шарахнула.
– Что значит кока-колой?
– Литровой бутылкой этой отравы.
– За что? – он улыбался. Мне все-таки удалось
свести разговор к шутке. Он долго хохотал, узнав о сроке моего заключения.
– А что еще криминального было в твоей жизни?
Подвоха в этом вопросе я не услышала. Видимо, слухи о
знаменитой отравительнице не достигли его ушей. Но теперь могут достигнуть в
любой момент… И я все ему рассказала.
– Вот скоты! Что зависть с людьми делает… Мне тоже
приходилось с этим сталкиваться, и не раз, противно до ужаса…
– Ты правда ничего не знал?
– Да если б я знал, я бы тут же кинулся тебя искать,
предложил бы помощь… А если надо, набил бы кому-нибудь морду…
Он сказал это так просто, что я не справилась с собой и
разревелась. Почему такая простая мысль не пришла в голову моему отцу, бабке,
когда до них дошли слухи… Эта мысль уже мелькала у меня сегодня. Костя, по
сути, совсем чужой человек… «Я бы кинулся на помощь, если бы только знал…» А
они знали и не кинулись.
– Это еще что такое? Ты чего тут сырость разводишь,
Шадрина?
– Извини, это так… ерунда…
– Между прочим, картошка готова.
Мы ели картошку с маслом, солью и маринованными помидорами,
пили водку, и вдруг, когда почти стемнело, запели соловьи. Как давно, как
страшно давно я не слышала соловьев.
А Костя тем временем рассказывал о себе:
– Я не собирался быть актером, поступил в МВТУ, но
однажды пошел с девушкой на какой-то просмотр в Дом кино. Мы сидели потом,
что-то пили, вдруг ко мне подбегает какая-то заполошная тетка и спрашивает, не
актер ли я. Нет, говорю, я студент МВТУ. А она начинает ломать руки, умолять
меня прийти завтра на пробы для фильма о полярниках. Я чуть со смеху не помер,
а она вцепилась в меня мертвой хваткой, да еще и девушка моя стала подзуживать:
сходи, Костя, чем черт не шутит, вдруг звездой станешь… А тетка все нажимает:
«Молодой человек, у вас лицо для экрана создано, голос богатый, такой шанс
может в жизни больше не представиться…» Уговорила. Я пошел. Режиссер отнесся к
моей кандидатуре весьма прохладно, но оператор заинтересовался. Фотопробы
оказались классные. И я вдруг завелся. На этом заводе и кинопробы прошел.
Представь себе мое удивление, когда меня утвердили на роль! Она была не
главная, конечно, но все-таки. На площадке многие меня хвалили, и я решил
рискнуть – подал документы в Щуку. И меня приняли! Я еще дурак был, испугался
страшно, я ведь в глубине души не верил, что примут. А тут такой поворот. Отец
в крик! Только что не выпорол. А мама сказала: «Котик, один эпизод, конечно,
ничего не значит. И даже то, что тебя берут в училище, тоже еще не бог весть
что, но когда одно и другое вместе, надо задуматься, может, это твоя стезя». И
я бросил Бауманское, стал учиться в Щуке.
