– Костя, подожди, ну что ты делаешь, пусти!
– Нет, не пущу, никуда не пущу, Динка, ты чего
пихаешься?
– Костя, выслушай меня! – закричала я, с трудом от
него отбившись.
– Что-то случилось? – испугался он.
Я пересказала ему Тоськино сообщение.
– Да ну, плевать! Собаки лают, ветер носит! Тоська
хочет слупить с нас эксклюзивное интервью, только и всего. Ну напишет
какая-нибудь газетенка, что мы вдвоем отравили мужа, ну и что?
– Я понимаю, Костя, но у меня, честно говоря, больше
нет сил выносить эту гадость.
– Но если ты станешь оправдываться, будет хуже.
– Куда уж хуже. А еще я боюсь, что кто-то из газетчиков
кинется в Амстердам, разыщет этих паучих, и опять закрутится шарманка… И дернул
тебя черт за язык!
– Не меня, а твою идиотку-мачеху!
Опять зазвонил телефон.
– Это Тоська.
– Я сам с ней поговорю! Алло! Привет, что там такое?
Хорошо, мы дадим тебе интервью, но с одним условием. Ты немедленно свяжешься с
амстердамской полицией… Как это зачем? Чтоб все увидели документ…
– Костя! Перестань, это просто чушь! – разозлилась
я.
– Ничего не чушь! Документ о том, что… – он
включил громкую связь, и я услышала Тоськино возражение:
– Костя, это ерунда! Не бывает документов о
невиновности, если не было суда! Достаточно просто копии свидетельства о
смерти!
– Все! Хватит! Ничего не будет, ни интервью, ни
оправданий, ничего! – закричала я. – Не желаю оправдываться! Не желаю
больше слушать никаких доводов! Любой, кто услышит про участие в этом деле
Кости, просто посмеется, а что касается меня, я не желаю опять заниматься этой
историей! Хватит! Сыта по горло! Пусть ваши сраные газеты пишут что хотят. Да
они и писать-то обо мне не будут, кто я такая, в конце концов? Подружка
господина Иванишина, мало ли у него подружек! Так обо всех писать, что ли? Я
им, слава богу, неинтересна.
– Шадрина, успокойся. Тоська, Дина права. Лучше не
гнать волну!
– А зря! Эх, какой материальчик пропадает! Но дело
ваше! А тебя, Иванишин, поздравляю, сбылась мечта идиота!
– Спасибо, Тося. Погоди, Шадрина, ты чего ревешь?
Ладно, Тоська, у меня тут Шадрина плачет, потом созвонимся! Динка, ты чего? Ну
не реви, я этого не переживу!
– Костя, Тоська с такой злобой сказала…
– Что?
– Что сбылась мечта идиота… Она в тебя влюблена, что
ли?
– Да ты что? Перекрестись!
– Влюблена, влюблена, я уверена.
– Это ее глубоко личное дело!
– Но она несчастная, у нее с сыном плохо…
– И что? Я должен ее утешать в постели, так? Шадрина,
ты бредишь! Ну, скажи на милость, чего ты ревешь?
– Костя, ну почему так получается? Я скромная женщина,
ни выдающейся внешности, ни выдающихся способностей, а вот уже который раз
становлюсь объектом жгучей зависти… наши паучихи, эта дура Ариша, теперь
Тоська… Знаешь, сколько гадости я нахлебалась в жизни? А теперь, боюсь, будет
еще хуже…
– Дурочка ты, Шадрина! Тоська, конечно, матерая
профессионалка, но она не подлая и прекрасно знает, что ей ничего не светит,
знает про мои чувства к тебе… А потом, должен признаться, у меня было много
баб… Прости, женщин…
– Ну и что? – всхлипнула я.
– И ни одна из них не пала жертвой роковой зависти или
ненависти. И потом, учти, Шадрина, Москва – это не эмигрантский кружок в
маленькой стране. Там у вас и вправду они как пауки в банке, а тут… Да на
следующий день все забудется! Не бери в голову! Просто Тоська застала нас
врасплох, в такую чертову рань… Заполошная дура! Ты пойми, тут столько есть тем
для сенсаций, кроме личной жизни артиста Иванишина… Ну напишут какую-нибудь
пакость, а мы читать не станем! Да вон сегодня вечером Киркоров появится с
новой прической, визгу будет куда больше.
– Кто такой Киркоров?
– Господи, Шадрина, ты с Луны свалилась? Нет, Луна
достаточно близко, с Марса, наверное, ты моя Аэлита… Только не спрашивай, кто
такая Аэлита!
– Про Аэлиту я знаю.
– Ну все, все, иди ко мне.
– Костя, а Тоська еще сказала, что нас отследили…
– Ну и на здоровье!
…Уходя в начале десятого, Костя сказал:
– Шадрина, выше нос! И запомни: если тебе когда-нибудь
понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее!
– Ты что, играешь Тригорина?
– Нет, играл когда-то Треплева, плохо играл, надо
сказать. А Тригорина сейчас смог бы… Слушай, а почему все-таки она сказала, что
у меня неухоженный вид?
Глава 14
Перевозбуждение примитивной личности
Я оставила дома мобильник и пошла бродить по городу. И не
думать ни о чем и ни о ком. Отключиться. Забыть. «Забыть» – кодовое слово для
меня. Приказываю себе забыть и забываю! Как оказалось, не навсегда, но на
какое-то время.
Вот и мой родной Вспольный переулок. Дом, где мы жили с
мамой, когда отец ушел от нас. Тут у нас была однокомнатная квартира. Потом,
когда мама заболела, мы съехались с Мурой, сменяли ее комнатушку в коммуналке и
нашу квартиру на двухкомнатную на Шаболовке, но мама там уже не жила, а меня
после ее смерти отец забрал к себе, он говорил, что не может доверить меня
Муре. Она слишком любвеобильна, как он тогда выразился. Потом ему предстояло
получать квартиру от Союза художников, и он прописал меня к себе, чтобы
получить лишние метры… Черт возьми, у меня же была «площадь» в Москве! Куда она
делась? Впрочем, бог с ними, с этими метрами… Мне что, жить негде? Слава богу,
у меня большой дом и есть деньги, если захочу купить жилье здесь… Интересно,
это дорого – квартира в Москве? Глупости, бред. Мне очень нравится быть здесь
иностранкой, а вот москвичкой? Ерунда, да и домочадцы мои лохматые в городских
условиях жить не смогут. Интересно, как там Кукс? За Мойшу и Тузика я не
беспокоилась.
Я прошла по Вспольному переулку до улицы Качалова и
повернула назад, вернулась к улице Алексея Толстого, теперь они соответственно
назывались Малой Никитской и Спиридоновкой. Хотела зайти в наш подъезд, но он
был заперт. Я медленно побрела в сторону Патриков – так мы называли в детстве
Патриаршие пруды… А вон в том доме жил Костя, у них была комната в коммуналке,
потом они получили двухкомнатную квартиру «за выездом», то есть в старом доме
на Большой Бронной, и это считалось огромным везением, потому что в те годы
обычно переселяли на окраины. И многие, уезжая, меняли школу. Помню, как
ликовал Костя, когда узнал, что им дали квартиру так близко. А вот и Патрики.
Тут мы катались на коньках. Однажды я упала и расквасила себе нос, а Костя
прикладывал мне к носу снег. У нас была хорошая школа, дружный класс, и я,
переехав, ни за что не согласилась перейти в другую школу, так и ездила сюда на
метро и троллейбусе…
