А вот и наша школа. Ба, ее и не узнать, раньше она была
краснокирпичной, а теперь ее покрасили в светло-бежевый цвет! И деревья
разрослись. Два паренька выскочили из ворот, у одного в ухе была серьга! До
чего дошла российская демократия! Когда я училась, даже девочкам запрещалось
носить сережки. Но мама смеялась и говорила, что в наше время в школах совсем
вольные нравы. Когда училась она, им запрещали даже в жару ходить в носках!
«Тут же мальчики, а вы с голыми ногами!» – возмущалась их директриса. Помню,
меня особенно впечатлил мамин рассказ о девочке, которая явилась в школу с
бесцветным лаком на ногтях, кто-то донес директрисе, та примчалась на урок,
вызвала девочку к доске и велела обдирать лак с ногтей перед всем классом.
Девочка рыдала, лак не обдирался, директриса торжествовала: «Вот так будет с
каждым, если…» Урок был сорван, но девочке, вопреки ожиданиям директрисы, все
сочувствовали. «И в этом было уже веяние нового времени! – говорила
мама. – Мы же родились и пошли в школу еще в сталинские времена».
И вдруг я увидела, что из школы вышла женщина. У меня все
замерло внутри. Неужто это Суса? Наша учительница по литературе Сусанна
Лазаревна? Не может быть! Хотя почему? Когда мы кончали школу, ей не было и
сорока… Она все такая же худенькая, только поседела… Да, это она!
Что-то толкнуло меня.
– Сусанна Лазаревна!
Она остановилась, прищурилась и вдруг всплеснула руками:
– Дина! Шадрина! Это ты?
– Я!
Мы кинулись друг к другу в объятия.
– Господи, Сусанна Лазаревна, вы совсем не изменились!
– Не стоит так бессовестно лгать, Шадрина. Мне ведь уже
не надо ставить тебе оценки! А ты изменилась. Но выглядишь хорошо! Ты,
наверное, приехала на встречу, да?
– Да! Проходила мимо школы, задержалась, смотрю, вы!
Как я рада вас видеть!
– Тося Бах мне сказала, что ты живешь за границей.
Многие сейчас разъехались… Кто бы мог подумать, что такое будет возможно! Мой
сын тоже уехал в Израиль… У меня двое внучат, и я постоянно за них волнуюсь,
знаешь, они живут на так называемых «территориях»… Ты бывала в Израиле?
– Да.
– Значит, представляешь себе, каково им.
– Сусанна Лазаревна, вы спешите?
– Нет, у меня есть полчасика, давай посидим тут на
лавочке, поговорим. Знаешь, Веня Гордон тоже в Израиле и Мила Нейман. Я
виделась с ними там.
– Да, знаю, мне Иванишин говорил.
Она улыбнулась:
– Даже вообразить не могла, что Иванишин станет
актером, Иван Петрович прочил ему большое будущее в точных науках, а вот как
получилось… Помнишь, он ведь всегда бегал за тобой? А ты не обращала на него
внимания… Кстати, у нас сейчас учится его сын, хороший мальчик, но, в отличие
от отца, выраженный гуманитарий… Ну а у тебя есть дети?
– Нет.
– Жаль. А кто ты по профессии, Дина? Тося мне говорила,
но я запамятовала.
– Археолог.
– Археолог? Это же страшно интересно.
– Да, хорошая профессия. Но вы, почему вы не уезжаете к
сыну?
– Так у меня тут дочка, и у нее тоже дочка, моя внучка,
они ни за что не хотят уезжать. Хотя муж у дочки тоже еврей, но туда не желает.
Он жил несколько лет в Америке, вернулся, теперь здесь работает, неплохо
устроен… А к сыну я раз в два года езжу, и он один раз приезжал.
– А вы по-прежнему в нашей школе…
– Да, уже тридцать пять лет, хотя теперь ее называют
гимназией.
– И литературный кружок ведете?
– Подымай выше! Теперь у нас литературная студия!
– И много писателей вышло из вашей студии?
– Писателей – шесть! Но хороший только один, Дмитрий
Лунин! Читала?
– Нет. А что он пишет?
– Детские книжки.
– А как вообще вам живется, Сусанна Лазаревна? Говорят,
учителям тяжело приходится?
– Учителям у нас всегда тяжело приходится, –
улыбнулась Суса. – Думаешь, в прежние времена мне легко жилось с двумя
детьми? Но зато сейчас никто не мешает мне совмещать, я преподаю еще в
колледже. И никто не лезет в работу студии. Мы обсуждаем тех писателей, которые
нам интересны, читаем что захотим. А знаешь, как я радуюсь осенью, после
каникул, когда ребята пишут сочинения «Как я провел лето»! Где только они не
бывают… Одна девочка была даже на Сейшельских островах! И написала просто
поразительное сочинение! Необыкновенно талантливое! А когда-то один мальчик,
Коля Стрепет, сын дипломата, провел каникулы у родителей на Цейлоне…
– И что?
– Меня вызвал директор, еще до сочинения.
– Бобсон?
– Нет, еще до Бобсона! Кстати, ты знаешь, он умер?
– Да, знаю. И теперь директор Керосинка…
– Ты помнишь все школьные прозвища?
– Многие! Так что было с тем сочинением?
– А… Директор вызвал меня и заявил: «Скажите Стрепету,
чтобы он не писал о Цейлоне». Я страшно удивилась: это ведь такая интересная
экзотическая страна. Но он мне с серьезнейшим видом ответил: «Цейлон – страна
капиталистическая, и нечего разжигать интерес подростков… Нездоровый интерес!
Вот если бы родители Стрепета работали на Кубе, дело другое». Я пыталась
возражать, но быстро поняла, что это бессмысленно.
– И что было дальше? – заинтересовалась я.
– Я на перемене отозвала Колю в сторонку и, краснея и
запинаясь, попросила его написать что-то другое… Парню было уже лет
четырнадцать, умный был и, как теперь говорят, продвинутый, он посмотрел на
меня с жалостью и сказал: «Ладно, Сусанна Лазаревна, напишу что-нибудь глубоко
посконное…» Я чуть со стыда не сгорела! А он опять усмехнулся и говорит:
«Правда, весь класс знает, что я был на Цейлоне, так уж лучше я вообще на это
сочинение не приду! Заболею, все лучше, чем врать! Ведь наша школа и родная
партия учат нас всегда говорить правду!» Кстати, из этого парня получился
замечательный журналист, честный, бескомпромиссный…
– Как я рада, что встретила вас вот так, отдельно от
всех!
– Я тоже, Диночка! Ты стала такая… Иностранка!
– Боже мой, да что ж во мне иностранного! Мне все это
твердят в один голос…
– А ты себя тут иностранкой не чувствуешь?
– Нет! Я чувствую себя тем, что я есть, –
женщиной, которая двадцать с лишним лет не была в родном городе, только и
всего.
– Ну и как тебе Москва?
– Я в полном восторге!
– Мне приятно это слышать… Я горжусь Москвой!
– Сусанна Лазаревна, вот вы где! – раздался
знакомый голос. – А я вас ищу! О, Динка, кого я вижу!
К нам подбежала Тося Бах.
