– Хорошо, что я тебя встретила, надо поговорить. Я вам,
Сусанна Лазаревна, материальчики для стенгазеты привезла! Вот тут, посмотрите!
Она передала Сусе папочку с какими-то вырезками. И пока та
просматривала их, села рядом со мной.
– Динка, не сердись на меня… Я, наверное, вела себя как
последняя идиотка, но… Я не хотела, чтобы ты опять…
– Господи, Тося, что это? – испуганно воскликнула
Суса, указывая на большой и яркий снимок – Костя держит на руках Оську, а на
втором снимке Оська стоит посреди бассейна, вода ему по грудь, а с головы свисают
водные растения. На третьем снимке Вовка Марков с несчастным лицом разводит
руками.
– Тося, что это значит?
– Вчера было у Маркова в ресторане!
– Но зачем ты это привезла?
– Люди повеселятся! Только и всего!
– А кто этот мужчина в воде?
– Оська Левин, не узнали?
– Левин? Ну, значит, Костя не зря его побил!
Удивительно бестактный парень, всегда был и, видимо, таким и остался!
– Кстати, прекрасная подпись для этих снимков: «Каким
ты был, таким ты и остался!» – воскликнула Тоська.
– Костя уже взрослый, солидный мужчина, отец и
постоянно дерется! – сокрушенно сказала Суса. Видно было, что он ее
любимчик. – А Левин… всегда был малосимпатичным… Меня никто не сможет
обвинить в антисемитизме, – засмеялась она. – Но факт есть факт.
– Обрати внимание, что тебя нигде не видно, я
постаралась, – шепнула Тоська, дружески сжимая мою руку.
– Спасибо, – искренне шепнула я в ответ.
– Ну что, девочки, мне пора! Не уверена, что использую
эти снимки для нашей газеты…
– Ну и зря! Народ бы проперся!
– Тося, ну что за выражения!
– Простите, Сусанна Лазаревна, я сегодня не в себе,
давление скачет, ночь бессонная… Я на машине, давайте подброшу вас!
– Меня никуда подбрасывать не надо, за мной уже
приехали! Вон машина моего зятя! Ну, значит, через несколько дней увидимся!
– Золотая тетка! – вздохнула Тоська. – Ну, а
тебя куда подбросить?
– На Сретенку, я вдруг устала, все утро тут бродила…
– Слушай, Костя разозлился на меня?
– Да нет, Тоська!
– Понимаешь, я вчера открытку от сына получила… с видом
какого-то ламаистского монастыря, ну и расстроилась, раздергалась…
– Что он пишет?
– Ничего! Привет, мама, я жив-здоров, чего и тебе
желаю! И все, ни слова больше. Лучше б и не писал, не бередил душу…
– Да нет, лучше знать, что хотя бы жив-здоров. Значит,
все-таки помнит о тебе, любит… И я думаю, Тоська, что он скоро вернется.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты сама мне говорила: он присылает
открытки только ко дню рождения, а день рождения у тебя в ноябре, насколько я
помню.
– Динка, мне это в голову не пришло! – всплеснула
руками Тося. – Действительно, только ко дню рождения… Может, и вправду ему
там надоело? Только бы он без этой сучонки приехал…
– Ох, Тоська, тебе дай палец, ты всю руку откусишь.
– Это да! – рассмеялась она. – Смотри-ка,
оказывается, иногда мечты все-таки сбываются. У Иванишина уж такая безнадежная
мечта сбылась! – Она весело мне подмигнула. – Вы теперь что,
поженитесь?
– С ума сошла?
– А что? Конечно, такого мужа иметь не приведи господь,
но и отказаться добровольно невозможно. Он тебе предложение сделал уже?
– Даже и не думал.
– Ну да, привык быть вольным стрелком, – вздохнула
Тося. – Слушай, – она как-то интимно понизила голос, – как с
таким мужиком, а?
– Ты о чем?
– О том! Интересно просто… Он как… ну, в этом смысле?
– Нормально! – Мне не хотелось развивать эту тему.
– Но ничего особенного?
– Тоська!
– Ох, прости… Я думала, по старой дружбе… А ты бы вышла
за него?
– Говорю же, вопрос так не стоит!
– А если встанет?
– Вот если встанет, тогда и буду думать!
– Ага, раз будешь думать, значит, уже не исключаешь
такого варианта!
– Тоська, а что это за стенгазета? – решила я
сменить тему.
– Да это мы придумали, чтобы сразу повеселить и
объединить… ну, после стольких лет! И старые фотки в ход пустим, и новые, какие
удастся надыбать… Вообще-то идейка нехилая.
– Посмотрим!
– Да ты что! Суса же взялась, она доведет до конца! А
ты в курсе, кстати, что у нее был когда-то роман с Бобсоном?
– Да ты что? – ахнула я.
– А что, он был мужик… А Суса, помнишь, какая лапочка
была? Маленькая, изящненькая, а он такой биндюжник… Но у него жена была
больная, он не мог ее бросить, и Суса одна детей растила. Очень, говорят,
страдал, оттого так рано и умер, сердце надорвал…
– А дети у нее от него?
– Сын от ее покойного мужа, а дочка вроде от него…
– Слушай, откуда сведения? Мы же тогда ничего этого не
знали?
– Да, они умели сохранять свои тайны, но, как
говорится, нет ничего тайного… Помнишь тетю Гриппу?
– Нянечку?
– Я ее на похоронах Бобсона встретила, она поддала на
поминках и выложила мне все.
– А как ты попала на похороны Бобсона? Ты что,
поддерживала с ним отношения после школы?
– Ага! Я после института в «Учительской газете»
работала, а он, ты же помнишь, педагог-новатор был и все такое… Он много статей
писал, когда перестройка началась… Хороший был мужик, очень.
– Ох, я ж ничего этого не знала, ей, наверное,
неприятно было, когда я его Бобсоном назвала…
– Ничего подобного, она сама всегда его Бобсоном зовет.
Как жизнь иногда складывается… Вот поженились бы они, какая могла бы быть
семья! Всем на удивление, но…
– Да, наверное, но, как говорит моя тетка, это все-таки
в сослагательном наклонении. А хорошо, что мы тогда ничего об этом романе не
знали…
– Почему?
– Начались бы хиханьки да хаханьки, дурацкие шутки…
– О, кстати о дурацких шутках! Помнишь коронную
фразочку Маркова?
– Кажется, да… Деуки, снимайте плауки, будем делать
приуиуки?
– Точно! Какая чепуха оседает в голове, согласись?
– Соглашаюсь! Двадцать пять лет не вспоминала эту
фразу, а тут с ходу вспомнила!
– Ну вот и твой Луков переулок.
