Он уже приготовился назвать имя, но тут рявкнула сирена, и его скрутило так, что потемнело в глазах. В этом мраке заплясали перед ним цветные кольца, и почудилось Эрику, будто какая-то неумолимая чудовищная сила выворачивает его наизнанку, а сделав это, размазывает внутренности по всему Рукаву Ориона, от Провала до центра Галактики. Разумом Эрик понимал, что эта пытка длится ничтожную долю секунды, но ощущалась она как вечная, жуткая, нескончаемая. Его мышцы напряглись в мучительной конвульсии, но он не чувствовал, как врезаются в тело ремни, не видел, как тусклый свет плафона вдруг сделался ослепительно ярким, словно сверхновая звезда. Это сияние поглотило Эрика и сожгло его плоть, не оставив даже горсти праха.
Очнувшись, он снова ощутил боль в затылке, но уже не такую сильную, как в первый раз. Медитация помогла утихомирить грохот молотков, и когда это случилось, Эрик поворочал головой, убедился, что она на месте, и буркнул:
– Значит, это не от газа... Прыжок через Лимб, клянусь всеми звездами Галактики! Да еще без компенсаторов!
Лимб был областью квантового хаоса, тенью видимой Вселенной или ее изнанкой; контурный привод позволял пронизать это измерение, переместившись в реальном пространстве на дистанцию в несколько светолет. Все, кто странствовал в дальнем космосе, использовали этот принцип, и все, в той или иной степени, защищались от неприятных аберраций, возникающих при скачке сквозь теневой континуум. Земные корабли были оборудованы компенсаторами, и, возможно, у хапторов тоже имелись аналогичные устройства, но явно не рассчитанные на людей. Теперь Эрик понимал, отчего они, странствуя на скотовозе «Шинге шеге», редко покидали свой челнок. Разумеется, катер был слишком мал для установки контурного привода и не приспособлен для галактических путешествий, но компенсаторы на нем имелись.
Похоже, корабль, уносивший Эрика, сделал как минимум пару прыжков. Это означало, что судно удалилось от системы Утарту на двадцать-тридцать светолет, а то и на все пятьдесят или больше – ведь точного числа переходов он не знал. Кажется, его похитители летели к какому-то миру на окраине сектора хапторов, а в нем, кроме двухсот обитаемых планет, были тысячи и тысячи других, посещаемых изредка или вообще никому не известных. Представив это, Эрик слегка приуныл.
Бесконечна звездная россыпь,
И затерян я в ней,
Как жемчужина в гальке у морского берега...
Собственный голос показался Эрику хриплым и слабым. Вернувшись к своим мыслям, он решил, что его захватили не потому, что он умеет писать пейзажи и сочинять стихи на древнеяпонском. Нет, причина крылась в другом, и чем больше он размышлял об этом, тем она становилась яснее. Его дар! В сущности, единственное, в чем он превосходил своих товарищей... Но кто из хапторов, с которыми он контактировал, мог догадаться об этом? Не Ххешуш, не Сезун’пага, не правитель Кшу и уж, конечно, не Шихерен’баух... Разумеется, не чиновники Гешехта и Гезунда, не зрители собачьих боев и не темная публика, что толклась в кабаках...
Ему явился зал в Куршутбаиме, комната, полная волшебства, и хаптор, сидевший напротив него за резным столом. Эрик даже услышал его голос: «Владыки Пустоты... Я расскажу тебе о них гораздо больше, чем кучка пьяных цартели. Клянусь в том их именами, неведомыми никому!» Что он еще говорил?.. Что-то о власти... Да, о власти: «Власть, Рирех, не дохлый куршут, ее не бросают, если нет преемника... А кто он? Лоона эо? Но мы, бывшие Защитники, и вы, Защитники нынешние, понимаем: это слабые существа. Могут быть посредниками, но и только».
Шаххаш’пихи! Эрик судорожно сглотнул. Из всех плохих вариантов этот был самым плохим.
Шаххаш’пихи, важный чин Куршутбаима! Теперь он проведет дознание и установит, что Риреха сожгли на станции Хочара. Так сожгли, что даже пыли не осталось... Само собой, слишком суровая кара за любопытство, но что произошло, то произошло... Дознание будет тщательным, и версия событий может измениться. Ну, к примеру: Шаргони’кшур отвел Риреха в секцию Хшак, и там их засекла охрана. Шаргони’кшура пристрелил «лиловый», Рирех в панике бросился бежать и попал под излучатель... Очень даже правдоподобно! Пусть Петрович знает, что он жив, пусть убедит в этом Хурцилаву, но что они смогут сделать?..
Пожалуй, ничего, решил Эрик. Ничего, и потому необходимо стороннее вмешательство.
Голова уже не болела, и, к своему удивлению, он ощущал прилив энергии. То ли злость была тому причиной, то ли удар при скачке через Лимб или пребывание в открытом космосе, пронизанном эманацией мириадов разумных существ. Эрик не стал размышлять над этим феноменом, закрыл глаза, расслабился и постарался успокоить биение сердца. Он представил Великую Пустоту, что лежала за броней корабельного корпуса и простиралась дальше самых далеких звезд; в этом беспредельном пространстве не было таинственных Владык, только сгустки пылающей плазмы, газовые облака, безлюдные и обитаемые планеты, а еще корабли, множество кораблей, плывущих от звезды к звезде, из мира в мир. Где-то там, среди них, затерялся крейсер «Гренада», который Эрик никогда не видел, но слышал о нем; крейсер с грозными орудиями, истребителями, боевыми роботами и десантной бригадой Петра Тревельяна.
«Брат! – позвал он. – Брат!» Не мысль умчалась в Великую Пустоту, но чувство, то ощущение любви, защиты и покровительства, что с детства связывалось с Петром. Если он услышит, то спасет, в этом Эрик не сомневался. Спасет, даже если придется обыскать весь сектор хапторов, каждую планету у каждой звезды! Непростая задача, и Эрик понимал, что ее нужно облегчить.
Снова и снова бросая свой бессловесный зов в пространство, он прикасался к холоду и жару; жар источали звезды, холод – пустота, но то и другое было неживым. Он ждал с терпением безысходности, пока не возникло чувство тепла, поглотившее все другие эмоции, горечь и отчаяние, гнев и страх. Он уже не ощущал себя одиноким и бессильным – там, в Великой Пустоте, отозвалась родная душа. Скорее даже души, ибо Эрику казалось, что Петр не один, что кто-то рядом с ним – возможно, братец Губерт. Он/они хотели знать, где младший член семейства и что с ним приключилось; так же, как и зов Эрика, это являлось не мыслью, а только чувством тревоги.
Он передал видение тесной узкой камеры, замкнутого объема, который несется среди звезд неведомо куда. Ему не хотелось, чтобы он/они почувствовали его страх; пусть лучше знают, как он благодарен им, как любит их, как рад контакту. Но долго поддерживать связь он был не в силах, и ощущение тепла стало растворяться, делаясь с каждой секундой все более зыбким и неотчетливым. Вскоре Эрик опять оказался в Великой Пустоте, полной леденящего холода и палящего жара. Затем этот мираж исчез; он снова был одинок, лежал в своем узилище на корабле хапторов, привязанный ремнями к койке.
Что-то грохнуло. «Сирена?.. Новый прыжок?..» – подумал он, приготовившись к приступу боли.
Нет, не сирена... Распались ремни и, тихо шелестя, скрылись в пазах огромного ложа, потом со скрежетом и лязгом сдвинулся люк, и в каюту вошел незнакомый хаптор. В невысоком тесном отсеке его голос прозвучал подобно раскату грома:
– Встань, ашинге. Поднимись и иди за мной.
