— Ну, олени. Мясо. Вылезли на балкончик, чтобы все их видели, и играют на детской горке. Зачем?
— Н-не знаю. Вообще, оленям полагается в чаще прятаться.
— Давай-ка их обойдем. Вон мостик, по противоположной стороне и обойдем. Что-то больно это на засаду смахивает.
— Олени?
— Не ты один владеешь иллюзиями.
На этот аргумент Ромка ответа не нашел. Прошел по увитому плющом мостику и почти уже миновал оленей на той стороне, когда жизнь, а может, судьба — словом, кто-то там сжалился над мальчишкой и решил удовлетворить его любопытство.
Сначала замерли собаки. Ромка, которого маги клана Лисы подключили к их эмоциям, замер мгновением позже, а затем вся четверка залегла, благо в густой подушке плюща и мха это было несложно. Невидимость — вещь хорошая, но Ромке так было спокойнее.
Затем со стороны оленей донесся визг. Визжал медведь — молодой, значительно меньше виденного Ромкой скелета, он бился в конвульсиях, словно под током.
— Ловушка, — сказал Ромка. — Ты был прав.
Олени тоже бились, пытаясь убежать, но не могли — вокруг них дрожало марево щита.
— Это значит, здесь есть разумные существа, — заметил Лар. — Щиты, разрядник… Кстати… Хотя нет, ты защищен.
— И что делать дальше?
— Двигайся. Ловушка автоматическая, похоже, хозяев рядом нет.
— Угу. Похоже. Ты, кстати, как? Все еще на стороне медведя?
— Я…
Лар не договорил, когда медведь вырвался из ловушки. Вокруг него вспыхнуло багровое пламя, и по нему, по пламени, зазмеились молнии. Медведь же рванул напролом, споткнулся, пролетел, кувыркаясь, сквозь пламя и, прихрамывая, бросился прочь.
— Плазма хорошо проводит электричество, — назидательно произнес Лар. — А у мишки, похоже, есть плазменные щиты. Да, малыш, я все еще на стороне медведя.
— Я не малыш, — буркнул Ромка. — И знаешь, я тоже на его стороне. Вот.
Дальнейший путь по торговому центру был по второму этажу. Ромке хотелось вверх, поближе к земле, к поверхности, то есть. Лару — вниз. Лар аргументировал это тем, что наверху периодически что-то вспыхивает, и это, наверное, плохо.
Шли тихо. Полгода в лесу научили Ромку ступать бесшумно, да и собаки двигались как призраки. Очень скоро они научились реагировать на «комаров» еще до момента атаки, так Ромка узнал, откуда они берутся. Из гнезда. И если вовремя распознать, разглядеть эту, похожую на фонтанчик для питьевой воды штуку, то ее можно обойти, и атаки не будет. Получается, что «комары» просто защищали свою территорию.
Первую собаку потеряли за залом, который Ромка за неимением у них с Ларом лучших идей обозвал залом игровых автоматов. Там перемигивались огоньки и двигались тени, и заходить туда он, разумеется, не стал. А потом собака взвизгнула и выгнулась дугой. И умерла.
Следующие полчаса Ромка возился со сканером, совершенно потрясающей машинкой, по словам Лара; он мог распознавать магию, яды, болезни и еще множество возможных причин смерти… Сканер показал, что собаку задушили проволокой — невидимой проволокой, взявшейся непонятно откуда.
— Я, когда «Сталкера» читал, не думал даже, что это так тоскливо, — сказал Ромка, погладив в последний раз своего защитника и поднимаясь на ноги. — Когда тебя могут убить в любой момент и с любой стороны. Причем нечестно, так, что даже сопротивляться не получится.
— Не знаю никакого сталкера, но мне это тоже не нравится, — сказал Лар. — Я вообще все это как-то по-другому представлял. Плющ этот идиотский…
— Вон там плюща нет.
— Значит, обходим стороной.
Вторая собака погибла, сцепившись с тварью, похожей на ежа. Еж — существо милое и симпатичное, но если он в холке полтора метра, то оказывается, что драться с этой тварью практически невозможно. Броня из колючек не позволяет применить клыки и когти, а сами колючки — прекрасное оружие, равно как и пасть твари… То есть ежика, да… Особенно если колючки под напряжением…
Прятался еж в зарослях плюща, и собака его почуяла за мгновение до атаки. То есть успела развернуться и подготовиться. Толку в этом, правда, не было никакого — рванувшееся из кустов колючее ядро просто смело ее с пути. Целью ядра, кстати, был Ромка, похоже, его невидимость все-таки была не идеальной.
Ромка выстрелил дважды, оба раза мимо, а потом вторая собака перехватила ежа на полдороги и стала пробиваться к его горлу, буквально прогрызая себе путь через иглы. Первая собака попыталась запрыгнуть на спину твари, видимо, целя в загривок, и погибла. Еж просто дернулся назад, и растущие на спине иглы, самые длинные, пробили собаку насквозь.
Затем Ромка выстрелил в третий раз и на этот раз попал.
— Я паршивый боец, Лар.
— Ты не можешь быть хорошим бойцом, парень. Ты никогда этому не учился.
— Все равно. Я учился драться. Магии. Прятаться. И промазал. Дважды!
— Одно попадание из трех — это хороший результат даже для профессионального солдата.
— Лар, кончай прикалываться!
— Я вполне серьезен.
Третья собака отстала. Сначала захромала, затем стала часто останавливаться, а затем легла на землю и только смотрела на уходящего мальчишку.
— Собака — лучший друг человека. Значит, я предал трех лучших друзей.
— Не так. Собака — лучший друг. Человек нет. Про человека никто не говорил, что он лучший друг собаки. Ты предал не друзей. Даже не слуг. Эти собаки были созданы, чтобы умереть в бою. Короче, кончай ныть.
Первая собака догнала Ромку часа через четыре. Именно первая — он умел их различать. У этой была светлая прядь на затылке. Собака подбежала, обнюхала и деловито убежала вперед, как будто так и надо было. Ромка ее чувствовал: эмоции, все как раньше.
Когда все это произошло, он пару минут стоял не в силах пошевелиться. Затем жалобно воззвал:
— Лар, что это значит?
— Слушай, МАЛЫШ, ты полконтинента прошел, не раскисай. Как должен вести себя твой любимый персонаж?
— Обрадоваться.
— Ну?
— Я и радуюсь. А вот как она ожила?
— Это не главный вопрос, — задумчиво отозвался Лар. — А вот почему ты называешь кобеля «она»? Не заметил за три-то дня?
— Э… Ну, она, собака… Лар, ты ушел от ответа…
— Ушел. Потому что понятия не имею, как оживают дохлые собаки.
Вторая собака догнала Ромку через три часа, третья — еще через два. К тому времени первая собака уже успела героически погибнуть в бою с похожей на скорпиона тварью, но Ромка надеялся, что и это не навсегда.
— Лар, а если ее съедят?
— Не знаю.
— А если… Если я погибну — я тоже оживу?
