— А власть? — усмехнулся Воин.
— А нужна она тебе? Власть — доказательство твердости. Придя сюда, ты все доказал…
Воин повернулся спиной к Воротам и в упор посмотрел на Старика.
— Семейная жизнь изменила тебя, Маграв, — произнес он. — Ты забыл, что есть власть ради Власти.
— Что же, иди.
Затем была тишина, и удар в тишине — один-единственный. Медленно-медленно Старик поднялся с камня, на котором сидел, и пошел к воротам. Первое, что он увидел, миновав каменную щель, был Воин. Старик поспешно отвел взгляд и встретился глазами с Драконом.
— Все растешь, — прошептал он, — ну, здравствуй…
Потрепал чудовище по броневой чешуе, терпеливо подождал, пока раздвоенный на конце язык прошелся по нему с ног до головы, а затем направился к крутой каменной лестнице в дальнем конце кратера. Ступени, выбитые в скале много веков назад, вели к полукруглой площадке, с которой открывался вид на окрестности. Здесь же, в нише, стоял Меч.
Старик протянул руку и осторожно погладил голубую сталь.
— Надо же, — произнес он с горькой иронией, — сколько лет прошло, а я все так же хочу взять его в руки… И не нужна мне эта сила, и вредна даже, а хочется…
Затем он пошел вниз, по тропинке на внешнем склоне горы, и через два часа был у подножия. Чувствовал он себя плохо — сказывалась усталость, да и не только она.
Лита встретила его на полпути, там, где тропинка терялась, исчезая в густой траве.
— Ну как ты?
— Неважно. — Старик пожал плечами. — Завтра надо будет отпустить его коня. Как еще может быть? — Он помолчал, а затем с досадой произнес: — Каждый следующий злее предыдущего… И никто не хочет добра.
— Добра! — усмехнулась Лита. — Разве добро можно делать с помощью Меча? Зачем доброму Меч?
— Верно, верно, — пробормотал Старик. — Доброму он ни к чему… Только ведь злому — и подавно, разве не так? Пойдем, Лита, темнеет.
ВИРУС КОНТАКТА
Я слишком легко принимаю чужое мнение. Это плохо само по себе, а уж для журналиста и подавно. Почему-то считается, что хороший журналист должен иметь свою точку зрения и стоять на ней, как греки на Филиппинах… Или не греки… Так или иначе, но когда я ответил категорическим отказом на предложение написать репортаж об открытии второго лунного завода, мой шеф недолго думая принялся рассказывать мне о красотах Луны, романтике и прочей чепухе. Через полчаса я сказал „да“. Интересно, сколько времени пришлось бы меня уговаривать, если бы я знал, на что иду? В смысле — лечу?
До сих пор не могу понять, чем это лунный серп напоминает каплю янтаря, хотя мой первый репортаж начинался именно так. Четыре десятка лет назад, когда любой школьник знал слова Кеннеди „Раз мы не можем быть первыми — то будем единственными“, сказанные как раз насчет подобного путешествия, вряд ли кто мог представить себе, что на Луну будут посылать корреспондентов, да еще по таким пустякам.
Однако техника не стоит на месте. Пришедшие на смену допотопным „Шаттлам“ русские „Прорывы“ были вытеснены атомными „Спунами“, сделавшими подобные командировки вполне возможными и даже не очень дорогими. Тот, кто так окрестил эти крошечные ракеты, считал, видимо, что они доставят груз в нужное место, как на ложечке. Лишь в последний момент я узнал, что полечу не один, а в компании пяти взрослых самое — шимпанзе. Проводивший предстартовую подготовку механик оказался словоохотливым парнем, так что к моменту старта я успел расстаться со всеми иллюзиями на свой счет.
— Репортаж? — гудел он, зарывшись по пояс в недра какого-то агрегата, о назначении которого я имел понятия не больше, чем мои спутницы. — Пустое! Нужен человек, чтобы их кормить в полете, ну и так далее.
Заметив мой ужас, он счел необходимым дополнить ожидающую бедолагу репортера „прогулку при Луне“, как он выразился, двумя-тремя штрихами. Больше всего меня огорчило, что, оказывается, регенераторы воздуха, установленные в ракете, поглощают углекислоту, а вовсе не запах.
— Там в клетках, — пояснил он, — подстилка специальная, она все впитывает. Ну да вы почувствуете… — Он был абсолютно уверен, что наука тут ни при чем, а обезьян на Луну посылают, потому что в штате станции слишком мало женщин…
Старт я перенес неважно, видимо, сказалось нервное потрясение от общения с механиком. Ракета, более всего похожая на керамическую иглу, с оглушительным визгом взмыла ввысь. Двигатель при этом работал почти бесшумно, визжали же обезьяны. Затем наступила невесомость, мы сделали полвитка вокруг Земли, и двигатель заработал вновь, унося меня к Луне.
Чтобы хоть как-то себя занять, я стал разглядывать обезьян, но их поведение в тесных клетках было столь омерзительным, что я вынужден был отвернуться. Может быть, механик и прав… Зачем на Луне столько обезьян?
Я бегло проглядел библиотеку, находящуюся в памяти корабельного компьютера, но нашел там лишь техническую литературу, главным образом по космическим устройствам. Меня привлекло название „дразнилка“, и я, на свою беду, решил узнать, что это такое. Дразнилка оказалась не чем иным, как двигателем моей ракеты, сама идея которого должна бы вызвать невроз у нормального человека, даже если отвлечься от того, что эта конструкция находилась в трех метрах под моей задницей. Представьте себе атомный заряд в двадцать килотонн, распиленный пополам. Если половинки совместить — произойдет взрыв, а если растащить — взрыва не будет. И вот, оказывается, ракета получает энергию за счет того, что специальное устройство сближает и растаскивает эти самые половинки десять раз в секунду. То есть взрыв каждый раз начинается, но не успевает произойти.
Я попытался заснуть, и во сне мне приснился жизнерадостный механик-шимпанзе, который больно щелкал меня по голове кувалдой из обогащенного урана.
Посадка на луну сильно отличалась от взлета, причем в худшую сторону. Прибывшая партия астрономического оборудования, разумеется, шла с нулевым приоритетом, а я — лишь с третьим. Позже, между прочим, оказалось, что и этой высокой чести удостоили не меня, а обезьян. Лети я один, приоритет скорее всего был бы пятым.
После получаса поисков мне удалось извлечь из памяти компьютера инструкцию и включить передатчик. К этому времени я уже был достаточно взвинчен и высказал появившемуся на экране бородачу все, что я думаю о нем, а также об организации лунного сервиса.
— Позвольте, — удивился бородач. — Вам, собственно, что нужно?
— Посадят меня, наконец?!
В наушниках раздался дружный хохот, видимо, наш разговор слушали несколько человек, из которых в кадр попал лишь один.
— Обратитесь в полицию, — посоветовал этот остряк.
Прошло не менее пятнадцати минут взаимных упреков и оскорблений, прежде чем я узнал, что связался вовсе не с Луной, а с птицефабрикой где-то в Колорадо. Я понятия не имел, зачем птицефабрике устройство для космической связи, так что бородач любезно объяснил, что антенны у них самые обычные, а вот я вещаю на пол-Америки через какой-то спутник-ретранслятор.
