Кто-то вошел в палату. Проклятая повязка, ничего невозможно
увидеть. Вот так здесь может появиться неизвестный убийца, который выпустит в
него всю обойму, а он не сможет даже увидеть лицо своего палача перед смертью.
Но войти просто так в его палату тоже нелегко. У дверей находятся двое
охранников.
– Кто? – нетерпеливо спросил Глущенко, не дожидаясь, пока
неизвестный подойдет ближе.
– Это я, Карим, – отозвался его начальник охраны.
– Я тебе сто раз говорил, чтобы ты кашлял, когда входишь в
палату, – разозлился Глущенко, – чтобы я мог знать, кто ко мне входит.
– Но я кашлял, два раза кашлянул, – удивился Карим, – и даже
постучал.
– Я ничего не слышал, – огрызнулся Владимир Аркадьевич. Он
понял, что был занят своими мыслями, и не услышал, как Карим входил в палату. А
уже потом сработала его сигнальная система. Шестая или седьмая, не в этом суть.
Он был как слепой волк, слышал дыхание любого, чувствовал каждый его шаг. Но
иногда как человек позволял себе уходить в свои собственные воспоминания.
– Мы звонили вашему племяннику в Москву, – сообщил Карим.
– Не называй его так, – зло сказал Глущенко, – какой он мне
племянник. Седьмая вода на киселе. Тоже мне родственник. И моя сестра тоже дура
хорошая, нашла за кого замуж выходить. Ты знаешь, я ничего против мусульман не
имею. Но когда узнаешь, что твой племянник татарин…
Карим молчал. Он знал, что Глущенко «интернационалист». Он
одинаково презирает и не любит представителей всех религий и наций. Никого,
кроме самого себя.
– Ему звонили… – Карим не договорил, и Глущенко
насторожился, уловив некоторое сомнение в его голосе.
– Что? Кто звонил? Кто ему звонил? Опять эти французские
адвокаты?
– «Эстрелла», – сказал только одно слово Карим, и Глущенко
замер. Он повертел головой, словно пытаясь определить, откуда исходил звук и
где теперь стоит Карим. Затем поднял руку.
– Ты где? – спросил он.
Карим протянул ему руку. Глущенко схватил его руку и сильно
сжал.
– Я даже не могу определить, где ты стоишь, – пожаловался
он, – я похож на слепого котенка, которого можно легко утопить.
Карим знал, что в подобных случаях лучше молчать, не
перебивая своего хозяина.
– «Эстрелла», – с ненавистью повторил Глущенко, – они хотят
меня испугать. Что они сказали?
– Они ничего не сказали. Только просили вам передать это
сообщение.
– Они позвонили Ринату? – переспросил Глущенко.
– Да.
– Мальчика жалко. Его шлепнуть могут. Раз они знают, что я
живой и он мой наследник. Позвони своему брату и скажи, чтобы усилил охрану.
– Уже сказал.
– Хорошо. Помоги мне подняться с кровати, – Глущенко встал,
опираясь на руку Карима. Потом снова сел на кровать.
– Когда снимут эту проклятую повязку? – рявкнул он. – Нужно
позвать врачей и узнать.
– Сегодня вечером.
– Хорошо. Теперь послушай, что мы будем делать. Ты поедешь в
Киев и найдешь моих кузенов. Обоих придурков, которые решили, что я уже спекся.
Намекни им, что я живой…
– Они не поверят.
– Тогда перезвони ко мне, и я им расскажу, как вернулся с
того света. Пусть соберут ребят. Надежных ребят, человек десять-двенадцать.
Пусть сами все проверят. Я этой «Эстрелле» устрою такую встречу, что они сами
попросятся на тот свет. Вместо меня.
– Может, самим найти людей? – предложил Карим.
– Ничего ты не понимаешь, – досадливо заявил Глущенко, – мне
нужны местные, хохлы с их красными от горилки и сала рожами, а не твои наемные
убийцы с Кавказа. Их сразу вычислят, потом найдут того, кто их послал, то есть
тебя. А потом выйдут и на меня. Очень легко все просчитать. Твои черножопые
друзья и родственники нам не нужны.
Карим убрал руку. Сжал ее в кулак.
– Не обижайся, – почувствовал его состояние Глущенко, – я не
тебя имею в виду. Но зачем нам лишние проблемы? Будет лучше, если это грязное
дело провернут мои братцы.
– Много людей узнает о том, что вы живы, – напомнил Карим.
– Ничего. Они все равно должны узнать. И переписать на меня
некоторые акции, которые они под шумок захватили. Вот сволочи, кузены мои.
Каждый хочет оттяпать свой кусок. Говорят, что на Востоке настоящий падишах
несколько раз в жизни объявлял о своей смерти. И выяснял, кто и как из его
подданных ведет себя. Тех, кто особенно бурно радовался и лез все переделывать,
сразу вычисляли. И потом отрубали голову. Так продолжалось несколько раз, пока
не оставалось тех, кто мог радоваться. И тех, кто мог предавать. Интересный
способ расправиться с лицемерами.
Карим молчал. Его дело слушать и выполнять поручения
хозяина. Любые поручения.
– Они все решили, что я умер, – под маской не было видно,
как Глущенко усмехается, – пусть так и думают…
– «Эстрелла» знает, – напомнил ему Карим.
– Они меня вычислили, – согласился Глущенко, – поняли, кто
такой Леру. И почему все активы я перевел на его имя еще до смерти. Все
просчитали. Теперь будут меня искать. Только они не знают, что никто не видел
моего лица. Никто, Карим, даже я сам.
Он тихо захохотал. Затем улегся на кровати.
– Поезжай в Киев, – строго приказал он, – и сделай все, как
я тебе сказал. А сегодня вечером я отсюда исчезну. Как только снимут эту маску.
– Охрану убрать?
– Нет. Пока нет. Пусть уходят сегодня после восьми вечера.
Меня уже к тому времени здесь не будет. Я поменяюсь халатами с врачом и выйду
через другую дверь. Он сказал мне, что сзади есть вторая дверь, которая всегда
закрыта.
– Есть, – посмотрел в другую сторону Карим.
– И я отсюда уйду. Уйду, как только он снимет мне все эти
повязки. И моего лица никто не увидит. Ни один человек, кроме этого врача. Но
он будет молчать. Ему невыгодно много болтать.
– Как я вас найду?
– Я сам тебя найду. Мне нужно, чтобы никто не видел моего
лица. Ни один человек. А теперь иди, Карим, у тебя мало времени.
Карим повернулся и вышел из комнаты. Глущенко откинул голову
на подушку. Сегодня он наконец обретет новое лицо. И тогда он сможет вернуться
в общество. Один из самых богатых людей в Европе, так трагически погибший в
прошлом году вместе со своей семьей. Его труп так и не нашли, только фрагменты
тел. Но это и неудивительно, «он сидел к взорвавшейся бомбе» ближе всех. Зато
его супруга почти не пострадала. У нее были такие черты лица, словно она
заснула. При воспоминаниях о супруге он едва не взвыл от злости. Прошло уже
столько времени, она давно переехала с его виллы на тот свет вместе со своим
ублюдком-сыном, которого родила от другого мужчины. Но он все никак не мог
успокоиться.
