– Из списка достойных моего внимания персон я вычеркнул её, ещё находясь в следственном изоляторе. Подлая и премерзкая тварь!
Кажется, майор был с этим полностью согласен, что и выразил молчанием. Видимо, он знал, кто именно фигурирует под определением «близкая подруга», ибо не стал уточнять имя. Да в противном случае и не ждали бы они клиента на улице неизвестно сколько часов, а сразу бы вломились в элитную квартирку.
Водитель затормозил возле ворот восьмиэтажного серого здания. Ворота открылись, и машина въехала во вместительный внутренний двор. Посты с вооружёнными автоматами охранниками, стальные двери с прозрачными бронированными окошками – всё это выглядело очень серьёзно, вгоняло в уныние и вызывало мысли о неприятных изменениях в судьбе.
И трудно было спрогнозировать эти изменения, избежать их или хотя бы в нужном месте подстелить соломки. Оставалось только и надеяться, что на свою сообразительность да на заранее продуманные оправдания.
Два молодых бойца, забравшие Загралова у майора, молча повели его по длинным унылым коридорам. Ивану было тоскливо.
Конечно, Ольга подумает, что он попросту сбежал. И будет презирать его. Обидно!
Арестанта ввели в комнату, где массивный детина приказал ему раздеться догола.
– А на каком основании?! – возмутился было Иван и получил несильный удар под дых и равнодушное пожелание детины:
– Не нервируй меня, хорошо?
Пока пытался отдышаться, конвоиры сняли с него почти всю одежду. Под мрачным взглядом детины до конца разделся сам. Тот посветил ему фонариком в рот, прощупал волосы и, выдав нечто серое в тюке, пахнущее хлоркой и сыростью, приказал:
– Одевайся!
Дальше тоже церемониться не стали, отвели в соседнюю одиночную камеру, в которой только и были что жесткие нары с грязным одеялом.
– А почему сюда?! – Иван упёрся расставленными руками в дверную коробку. – Меня привезли на беседу!
И тут же полетел вперед от сильного толчка в спину.
– Вести себя тихо, – сказал конвоир, перед тем как закрыть дверь.
Минут пять он стоял в полной прострации. Да с ним так даже в изоляторе не обращались! А уж о таком унизительном обыске он и не слыхивал…
Присел на нары и попытался обдумать самый главный вопрос: за что? Но предполагать можно было все, что угодно. Могли и кровавый двор на него повесить, и бомжей, и байкеров…
Долго держать его в одиночестве не стали. Не прошло и получаса, как уже совсем иные конвоиры провели Ивана по коридору и ввели в комнату. За столом сидел майор Кряжев.
И после первых же его вопросов Загралов наконец понял, в чём его подозревают.
Майор допытывался, что за эксперименты Иван проводил в лаборатории НИИ, кто помогал, кто содействовал, кто разрешил… Почему именно так? Почему в камере? С чего вдруг? Что за паранойя по поводу слежки? И что там было на самом деле?
У Загралова довольно быстро сложилась цельная картина. Приборы зафиксировали всплески ультразвука. Такого при установлении маяка на человеке не бывает. По крайней мере, он о таком не знал. И эти всплески были свалены на кусочки изломанного транзистора. Чуть ли не весь институт был поднят на ноги, пытаясь опровергнуть это заявление или подтвердить его. Никакой микросхемы высмотреть в обломках не удалось. Началась дискуссия. Дед вызвал в помощь своего коллегу, академика с мировым именем. И вот эти два столпа науки пришли к выводу, что дело тут попахивает шпионажем. Сообщили куда следует и науськали на кого надо. А «кем надо» был господин Загралов…
Осознав все это, Иван тут же придумал, как можно отбиться. И начал покаянным голосом:
– Ну кто мог подумать, что моя шутка так обернется…
– Что значит «шутка»? – вскинул брови Кряжев.
– Да хотел избавиться от паранойи. Ходить не мог спокойно, всё оглядывался, казалось, следит кто-то за мной всё время… Сами понимаете, такой стресс пережил, всего имущества лишился… Ну а чтобы мои внутренности с наибольшим тщанием проверили, взял с собой усовершенствованный свисток Гальтона… это такая штуковина, издающая ультразвук…
– Знаю! Дальше!
– Ну и, находясь в камере, создавал всплески во время обследования своих ботинок. Потом предъявил заранее прихваченный, найденный на полу у приятеля транзистор… я сломал его специально. Но самое главное, что меня и в самом деле потом тщательно, скрупулёзно исследовали всеми возможными приборами. Слежения не было, паранойя испарилась, я успокоился…
– А свисток?!
– Да выкинул в реку, когда шёл по набережной. Боялся, что если вдруг Илья Степанович у меня его нечаянно найдёт, то мне от расстройства и злости челюсть свернёт… Уже тогда мне слишком не понравилась поднятая вокруг этого скромного события истерия. Честно говоря, если бы предвидел хоть сотую часть поднявшегося скандала, плюнул бы на эту слежку и жил бы с ней, не заморачиваясь…
Он ещё что-то там мямлил в своё оправдание, потом отвечал на чисто технические вопросы по настройке аппаратуры. Затем Кряжев уточнял, где Иван мог изучить подобную аппаратуру и как сумел ею воспользоваться при таком среднем профессионализме. Загралов ответил, что руководство «Контакта» специально завышало уровни тестирования, чтобы платить ему, а скорей и всем остальным сотрудникам меньше.
Майор Кряжев выплеснул из себя несколько крепких ругательств и заявил:
– Сомневаюсь, что вы в своем уме, Загралов! Это ж надо такое устроить! Идите и изложите все письменно, со всеми подробностями. Да, а что это у вас за ключи были в кармане?
– От квартиры друга. Он предложил пожить у него.
– Фамилия друга, адрес?
Иван играть в партизана не стал – ничего это не меняло.
– Кравитц Евгений Олегович, журналист, – и он назвал адрес.
Его препроводили в другую комнату, где стояли намертво прикрученные к полу стол и стул. Дали бумагу и карандаш.
И Загралов приступил к написанию сочинения на тему: «Как я (такой-то и такой-то, родившийся тогда-то и там-то) накануне первого апреля попытался подшутить над целым институтом».
Писал он так долго, что начал чувствовать голод. Потом начал размышлять о своей дальнейшей судьбе, машинально продолжая водить карандашом по бумаге. И, перебрав разные варианты, вдруг, похолодев, обнаружил, что уже дописывает, и вполне разборчиво, вторую страницу переписанного с экрана сигвигатора текста!
Буква в букву! Цифра в цифру! Абзац в абзац!
Он осмотрелся и с трудом погасил порыв изорвать листки на мелкие кусочки и съесть. Во-первых, желудок тут же возмутился: «Еще чего не хватало, всякую дрянь переваривать!» Во-вторых, хотелось пить, а воды не было. Без нее эти бумажки застрянут в пищеводе.
«Надо же! Ольгин телефон вспомнить не могу, а тут этакий винегрет из букв словно сфотографировал глазами! М-да… И что делать?..»
