Я на цыпочках, словно боялась кого-то потревожить, вошла в гостиную. Луч яркого света пробивался из-за слегка приоткрытой двери, манившей меня. За ней и находился анкх. Увенчивающая его петля – петля времени? Его возраст насчитывал невообразимое количество лет, он уже был древним, когда государство фараонов Египет было еще юным. Я подошла к двери и, без колебаний распахнув ее, зажмурила глаза, защищая их от потока яркого света.
Я находилась на дне узкого каменистого каньона, стиснутого с обеих сторон отвесными скалами. Вдали виднелись заснеженные горные вершины. Где я нахожусь – Кавказ, Крым, Карпаты? Нет, это не Крым и не Карпаты – остроконечные вершины буравят небо, вздымаясь чуть ли не до облаков. Тогда Кавказ?
Небольшой отряд из двух десятков людей, одетых кто в ватники, кто в белые полушубки, с измученными лицами, двигается вдоль стремительно несущегося потока, замерзшего лишь у берегов. Я не ощущаю холода, но, взглянув на заиндевевшие бороды и ресницы путников, понимаю, что мороз стоит нешуточный. Обледеневшие скользкие валуны, усеявшие дно каньона, делают продвижение путников невообразимо трудным, отнимают много сил. У каждого из них за плечами пузатый вещмешок, у большинства еще и винтовка. Я нахожусь у них за спиной, метрах в десяти. Двигаться по камням даже для меня затруднительно, несмотря на то что пребываю в астральном теле. Несколько раз, взмахнув руками, я поднимаюсь над землей метра на полтора. Двигая руками и ногами, как плывущие в стиле «брасс», я начала их догонять, что не потребовало от меня больших усилий, так как они двигались очень медленно.
– А-а-а! – раздался вопль, а следом длинная матерная тирада, заставившая меня покраснеть.
Похоже, выдал ее виртуоз, мастер нецензурного слова. Подлетев поближе, я увидела, что один из путников оступился, упал и теперь корчится от боли на камнях. Это послужило причиной непредвиденной остановки. Большинство путешественников, несмотря на холод, промерзшие камни, устало присели, где стояли, только группа из пяти человек окружила упавшего.
Один из них, крепкий мужчина в белом полушубке и шапке-ушанке, с морщинистым лицом и крестообразным шрамом на левой щеке, похоже, командир этого отряда, презрительно сощурился, глядя на лежащего человека, по-прежнему обнимающего пострадавшую ногу:
– Чего орешь, Жало?!
– Но-ога, Сеня!
– Встать можешь?
Мужчина попытался, взвизгнул от боли и завалился на бок.
– Связки или перелом. Он уже не ходок, – сухо произнес высокий мужчина в потертом ватнике и сплюнул. Плевок замерз на лету и звонко ударился о камень.
– Может, все-таки вывих? – предположил низкорослый мужчина и наклонился над лежащим. – Я смогу вправить.
– Поколдуй, Фадей, если ты колдун. – Мужчина со шрамом презрительно рассмеялся.
Низенький наклонился, стянул валенок с ноги больного, и тот заскрипел зубами, но сдержал стон. Но когда его тронули за лодыжку, заорал от боли.
– Панкрат прав – повреждены связки. Сам он не сможет идти, – сказал Фадей, выпрямляясь.
– Не бросай меня, Сеня! – умоляющим тоном попросил лежащий мужчина.
– Я своих не бросаю! – Мужчина со шрамом криво улыбнулся. – На Фадее и гражданине начальнике поедешь!
– Спасибо, Сеня! Век свободы не видать, если я тебя не отблагодарю! За мной не заржавеет!
– Это замедлит наше передвижение. Если за нами организовали погоню, то… – заметил высокий мужчина.
– Не суй свое хавало, куда не надо, Панкрат! – прикрикнул на него Семен, явно нервничая. – Сам разберусь. – Он выхватил из кармана полушубка наган и выстрелил в лежащего мужчину.
Тот пару раз дернулся и замер. Из дырочки на его лбу тонкой струйкой полилась кровь, и взгляд широко открытых карих глаз, в котором еще читалась благодарность, навсегда застыл. Я поскорее отвернулась, чтобы не видеть умершего. Похоже, в этом отряде те еще нравы!
Семен спрятал наган в карман и с размаху врезал высокому по лицу, тот не успел увернуться, но устоял на ногах.
– Не учи ученого! – злобно прохрипел Семен. – Еще раз сунешься с советами, так легко не отделаешься!
– Еще раз распустишь руки – пожалеешь! – Высокий жестко уставился на него. – Не забывай: без меня вы обречены! Дорогу в горах знаю только я, где находится серебро Сатунина, опять же, знаю только я.
Семен сжал кулаки, но сдержался.
– Сколько нам еще хилять по этому ручью?
– Недолго, километра через полтора будет подъем, и дальше идти по хребту нам будет проще.
– Еще одна ночь, и мы околеем от холода, – прошамкал один из путников с неестественно белым, обмороженным лицом.
– Эту ночь мы проведем в тепле, если не будем останавливаться, – пообещал высокий. – Впереди есть селение.
Он наклонился и взял у убитого винтовку. Другой мужчина стащил с мертвеца полушубок и с трудом натянул его поверх ватника.
Я наблюдала за Семеном. По лицу его было видно, что он едва сдерживается и с большим удовольствием всадил бы следующую пулю в Панкрата, но здравый смысл его останавливал, по крайней мере до поры до времени.
Отряд, не захоронив убитого, оставив его лежать в нижнем белье, отправился дальше. В пути практически не разговаривали, но из тех нескольких фраз, которые мне довелось услышать, я узнала, что это заключенные, сбежавшие из лагеря, расположенного на Алтае, и что они двигаются в сторону границы с Тувой. Судя по обилию мата, сопровождавшего каждое слово, а также специфической «фени», костяк отряда составляли блатные. Лишь трое резко отличались от них. Высокий мужчина, которого называли Панкратом, и, по всей видимости, это было не имя, а сокращенная фамилия; он держался особняком и был проводником отряда. Низкорослый Фадей, живчик, неутомимо двигающийся и почти единственный, кто смотрел в будущее оптимистически, хотя в отряде был в качестве заложника. Третий был знаком мне по фотографии, найденной в альбоме, – Григорий Метелкин. Личность угрюмая, он глядел на всех исподлобья и также был заложником. К нему иногда язвительно обращались «гражданин начальник», но в основном – «мусор» или «легаш», присоединив несколько нецензурных выражений. Похоже, его жизнь висела на волоске, и только то, что у Сени относительно него имелись какие-то планы, спасало его от расправы бывших заключенных. Хотя его участь была незавидной, он почему-то не вызывал у меня жалости и сострадания. Мне было трудно представить, что его могло связывать с Ларисой Сигизмундовной что-то личное, интимное, но ведь его фотографии нашлось место в альбоме! Он все время молчал, бросая по сторонам ненавидящие взгляды.
Подъем, о котором вскользь упомянул Панкрат, оказался очень сложным – надо было карабкаться по крутому склону, и это в неудобных валенках! Мне было значительно проще, я успевала любоваться суровой красотой гор, сожалея, что нет возможности запечатлеть эти виды на фотоаппарат. Не ожидала я, что так нежданно-негаданно окажусь в горном Алтае. Посмотреть здесь было на что: ослепляющей белизны снег, словно засахаренные, леса, опоясывающие заснеженные вершины, стеклянные ледники с неимоверными ледяными фигурами-узорами. А какой нереальной красоты здесь было небо! Облака рисовали на нем просто фантастические пейзажи.
