«Плывя» при помощи рук и ног, что, возможно, выглядело нелепо и смешно (но кто меня увидит?), борясь с ветром, как оказалось, ощутимым для астрала, я добралась до карниза и бросилась догонять Панкрата. Это не составило особого труда. Он шел осторожно, выверяя каждый шаг, чтобы не поскользнуться на обледенелых камнях. Следуя то за ним, то впереди него, в зависимости от своего желания, я с нетерпением ожидала момента, когда попаду в настоящий высокогорный поселок и увижу его жителей.
Появление отряда беглецов, растянувшегося цепочкой по всему карнизу, не прошло мимо внимания жителей поселка – внизу нас уже встречали четверо державших в руках ружья молодых мужчин в меховых одеждах и старик с продолговатой седой бородой. По их темным от горного загара лицам, раскосым глазам не было понятно, как они настроены по отношению к незваным гостям. При желании им ничего не стоило перестрелять весь отряд – люди на карнизе были совершенно беззащитны. Панкрат смело подошел к встречающим и приложил руку к груди.
– Эзендежер, – произнес он, и я поняла, что он поздоровался.
Старик ему ответил, из их разговора на незнакомом языке я ничего не могла понять, но заметила, что Панкрат встревожился, видимо, договориться с местными жителями ему было непросто. Тем временем начали подходить другие беглецы, держались они настороженно. Наконец появился Семен. Видимо, он посчитал, что разумнее будет держаться где-нибудь посередине. Панкрат обратился к нему:
– Это Сардыбаш, старейшина селения. Он готов предоставить нам ночлег и пищу, но при условии, что мы пришли как друзья и не станем вмешиваться в их дела.
– Больно нам нужно! – ухмыльнулся Семен.
– В селении беда – две семьи стали жертвами грязного кама. Их юрты стоят пустые, и Сардыбаш разрешает в них остановиться.
– Что за зверь такой?
– Кам – это лекарь человеческой души и тела, он прорицатель и колдун. Тунгусы и буряты называют таких шаманами.
– А грязный оттого, что не моется? – развеселился Семен. – Совсем как мы!
– Грязный – значит черный. Черный шаман забрал души и тела самых лучших охотников и членов их семей, отправив в подземное царство своего владыки Эрлика, лишив возможности вернуться на небо. Он пришел издалека, и путь его отмечен многими жертвами. За ним давно охотятся белые камы, подозревая, что он – неуспокоившаяся душа умершего черного шамана – суна. До сих пор считалось, что только камы могут видеть суну, и в дела людей она может вмешиваться только по их воле. Они впервые столкнулись с тем, что душа грязного кама смогла вселиться в тело человека, изгнав его душу. Об этом есть древнее пророчество: если суна воплотится девяносто девять раз, то даст жизнь черному шаману, обладающему невиданным могуществом; этому надо помешать. Суна грязного кама очень хитра и вселилась в тело Номгона, сына Сардыбаша, намереваясь таким образом избежать возмездия. Но белые камы узнали ее. Ожидают абиссу, жреца, который проведет ритуал, после которого суна черного шамана покинет тело Номгона и навсегда отправится в подземное царство Эрлика, а значит, больше не будет есть людей.
– Она в самом деле жрет людей?
– Если она лишает человека тела и души, то что остается? – пожал плечами Панкрат.
Тем временем все члены отряда спустились с карниза, и Сардыбаш повел их в поселок. Туда мы добрались, когда совсем стемнело, так что нам пришлось идти при свете луны.
Ничего более жуткого и более красивого, чем полнолуние в горах, я не видела. Свет белого диска, затерявшегося высоко в темном небе, пробивался сквозь окутывающую все вокруг серую дымку; со всех сторон нас окружали горы, а черные скалы выглядывали из-под снега, как зубы великана. Тишина и покой, все громадное и величественное, вечное, и только человек на этой картине был лишним, вносил дисгармонию. У меня появилось ощущение надвигающейся на здешних людей беды. Возможно, этому способствовала не только суровая природа, где человек жил вопреки всему и неизвестно во имя чего, все время в борьбе с ней. А может, я ошибалась, многого не понимая, и зря не находила здесь места для человека?
Во время движения я старалась держаться в тени, не попадать под лунный свет, так как из своего опыта знала: он делает меня видимой. Зачем вносить сумятицу в души этих измученных дорогой и холодом людей, представ перед ними светящейся, да еще в полуобнаженном виде?
Жилищами в поселке служили конусообразные юрты, покрытые чем-то напоминающим кору, под ней – толстый войлок, а ее «скелет» – деревянная конструкция. Пол тоже войлочный, покрытый сверху шкурами, посредине очаг – дым выходит через отверстие в потолке. Тяга явно слабовата, так как у сидящих возле огня глаза слезятся от дыма, но зато здесь тепло. Не понимаю, как беглецы в такой мороз могли ночевать в парусиновых палатках?
Два алтайца принесли ужин: холодные лепешки и полный казан горячего мясного супа – его вид меня не вдохновил, но если бы была возможность, я бы попробовала. У меня разыгрался аппетит, когда я увидела, с какой жадностью поедают суп беглецы. Не предполагала, что астральные сущности могут испытывать чувство голода, скорее всего, так проявляется любопытство, ведь все материальное им чуждо и даже увидеть их можно только при лунном свете. На всякий случай я запомнила название супчика: кёчо.
После ужина беглецы завалились спать, полностью доверившись хозяевам. Возможно, этому поспособствовало присутствие Панкрата. Он скупо обронил, что в этом поселке прожил несколько месяцев, выздоравливая после ранения. Но, скорее всего, беглецы смертельно устали от путешествия по горам и ни на что не имели сил. Мне, как призраку, вернее, астралу, сон не требовался, и я прошлась по юртам жителей поселка. Остальные юрты ничем не отличались от тех, в которых расположились беглые зэки, за исключением того, что у каждого местного жителя была своя постель из шкур, мужчины спали отдельно от женщин, а кроме того, я заметила свернутые в тюки вещи, словно жители поселка готовы были в любой момент отправиться в путь. Меня очень заинтересовал пойманный черный шаман – кровожадный гость из потустороннего мира, и я хотела на него посмотреть, но, пройдясь по всем юртам, его не нашла. Видимо, его настолько опасались, что держали где-то в удаленном месте.
Я все ожидала, что вновь перемещусь в свое время и, главное, в тело – бестелесность мне изрядно приелась. По правде говоря, и красотами гор я была сыта по горло. Слова песни Владимира Высоцкого «Лучше гор могут быть только горы» теперь у меня вызывали разноречивые чувства. Сейчас для меня лучше гор могло быть возвращение в свою квартиру и возможность принять горячую ванну. Как астральная сущность я не страдала от холода, но лицезрение снега, льда, намучившихся из-за ветра и мороза людей вызвало у меня стремление понежиться в тепле и уюте. Желание желанием, но тайный механизм времени, отправивший меня сюда, не спешил возвращать меня обратно. От нечего делать я гуляла по окрестностям, все больше отдаляясь от селения. Множество протоптанных в снегу троп говорило о том, что люди здесь не безвылазно сидят в юртах, а имеют немало обязанностей и проблем.
Начало светать, я двинулась в обратный путь и только теперь заметила, как далеко отошла от поселка. До юрт, где располагались бежавшие заключенные, я добралась, лишь когда поднялось солнце. Внутри было очень жарко, но не от тлеющего костра или обилия находившихся здесь людей, а от разгоревшегося спора. Как я поняла, большинство урок были за то, чтобы пожить в поселке несколько дней, набраться сил. Они считали, что прошли достаточно большое расстояние, чтобы опасаться погони.
