2
Мы движемся по гравийной дороге со скоростью пешехода. Пейзаж унылый – голые скалы и редкие пятна растительности вроде усохшей травы. Медленно, но упорно приближаемся к трехтысячному перевалу Теплый ключ. После странного исчезновения Софрона большую часть пути молчим, думаем каждый о своем. Я – о том, что времени с момента исчезновения Егора прошло немало, а я до сих пор ничем не смогла ему помочь, да и не знаю как. Судя по мечтательному виду Кирюши, он думает о женщинах. По его утверждению, в свободное время ни о чем другом он думать не может. Мила, судя по ее нахмуренному лбу, думает о том, что ей эта поездка все меньше нравится, и она корит себя за то, что ввязалась в это предприятие. Саша улыбается, видимо, мысленно он уже воздвиг стены солнечного ашрама. Взрослые люди придумывают детские забавки, с восторгом дают обычным вещам величественные, космогонические названия и, наверное, при этом ощущают себя чуть ли не творцами Вселенной.
Василий невозмутим и спокоен. Пока была мобильная связь, по нашему настоянию он при нас позвонил Софрону на мобильный, но связи с ним не было. Наш автомобиль забирается все выше и выше, а мои думы становятся все тревожнее. Меня беспокоит не только странное исчезновение Софрона, но и то, как ведут себя члены нашей группы. Саша, вместо того чтобы организовать поиски пропавшего проводника и сообщить о происшедшем пограничникам, устраивает спектакль с демократическим принятием решения, ехать дальше или нет. Он не похож на религиозного фанатика, которому идея построения солнечного ашрама застилает все иное, или я ошибаюсь? Он мне симпатичен и одновременно подозрителен. При случае надо узнать, что именно означает «построение солнечного ашрама». Закладка первого камушка в фундамент? Отведенного на эту поездку времени не хватит даже для постройки примитивной лачуги.
Кирюша тоже странен, он необычен по-своему. За его ребяческой восторженностью мне видится умение просчитывать ситуацию. Мила – «вещь в себе». Вначале я думала, что ее погнала в дорогу тайная любовь к Саше и ненависть к возможной сопернице, то есть ко мне. Теперь вижу, что ошиблась. Ее манит Укок, но по какой причине, мне неизвестно. Не знаю, может ли душа черного шамана для воплощения выбирать женские тела? Или у него гендерная предрасположенность? Из этой троицы Мила подозрительна больше других, а с ней мне приходится коротать не только дни, но и ночи. Единственное, что успокаивает: если бы ей надо было добраться до анкха, то она сделала бы это в номере на турбазе, но она этой замечательной возможностью не воспользовалась. Или для нее, то бишь для души черного шамана, все не так просто и требуется провести какой-то ритуал?
Василий суперподозрителен. Думаю, он знает причину отсутствия Софрона, но скрывает это от нас. Почему? А если он виноват в исчезновении Софрона – что-то не поделили, и он воспользовался случаем, чтобы расправиться с недругом в пустынном месте? Чушь! Софрон по виду гораздо мощнее коротышки Василия, который с ним так просто не справился бы, да и времени у него было мало – пока мы обсуждали землетрясение. Другое дело Кирюша – в самом ли деле он был занят чтением? Вот у него было больше времени и возможностей сотворить что-либо с Софроном. Но какие у него могли быть мотивы?
Мадлен и Нинель не вызывают доверия – отправиться в столь дикие места без сопровождения! Что на самом деле их привело сюда? Не удивлюсь, если у них интимные отношения, но здесь не самое подходящее место для того, чтобы спокойно наслаждаться друг другом. Какова их истинная цель? У меня создалось впечатление, что вокруг плетут дьявольские сети, мне готовят ловушку. Или я стала чересчур подозрительной?
У нас остановка – радоновый источник, с виду невзрачный ручеек. Василий ведет нас по тропинке к каменной купальне. Рядом деревянный домик, и там тоже имеется купальня, отделанная деревом. Я и Мила игнорируем обе купальни, но наши мужчины без всякого стеснения раздеваются догола, лезут туда и блаженствуют в горячей воде. Мы завидуем им, но разворачиваемся и уходим. На полпути я одумываюсь, оставляю Милу в одиночестве и поворачиваю назад. Но я заблудилась. Пока петляла в поисках нужной тропинки, желание искупаться пропало. Меня догнали мужчины, что-то уж чересчур веселые и возбужденные, тогда как я слышала, что радоновые источники действуют на нервную систему успокаивающе и способствуют крепкому сну.
С этого места, с двух тысяч метров, собственно, начинается подъем на перевал Теплый ключ высотой почти три тысячи метров. Он не похож на перевалы, которые мы преодолевали до сих пор, здесь нет серпантина, но все увеличивающаяся крутизна захватывает. Погода испортилась, дует холодный пронизывающий ветер, как к снегу; небо покрылось ужасными черными тучами, которые, словно монстры, хищно наблюдают за нами, определяя, годимся ли мы в качестве добычи. Мотор «уазика» надсадно ревет, машина с трудом ползет вверх. Нам приходится на ходу покинуть автомобиль, чтобы облегчить ему подъем. Самое худшее, что нас может ждать, – это если мотор заглохнет и мы останемся в этом ужасном месте на ночь. Поэтому мы не только готовы выйти, но и вытолкать «уазик» на седловину перевала, хотя идти по крутому склону очень тяжело. Разреженность воздуха дает о себе знать, я себя чувствую так, как будто постарела лет на тридцать, и любое движение дается с трудом. «Уазик» все же преодолевает подъем, вслед за ним мы выходим к небольшому озерцу. Там мы бросаем друг в друга снежками – и это в начале сентября! Здесь находятся заброшенное деревянное строение и большой деревянный крест, вид которого лишил нас изрядной доли оптимизма и добавил мрачных мыслей. Автомобиль принял нас в свое нутро, и начался не менее ужасный спуск со скрипом тормозов, от которых зависела наша жизнь. Откажи они, и мы установим рекорд скорости, промчавшись со стремительностью гоночного болида «Формулы-1», пока не встретимся с одной из скал, которых здесь в избытке.
Нам удалось спуститься вниз раньше, чем погода испортилась окончательно. Вскоре пошел дождь, постепенно переходящий в мокрый снег. Темнота упала внезапно, словно сверху на нас набросили плотное одеяло. О том, чтобы ставить палатки, не было и речи, мы только съехали с дороги, если ее можно так назвать, поскольку на ней попадались камни величиной с полколеса нашего авто. Решили переночевать в «уазике», а поужинать сухим пайком, обильно запивая его водкой, так как все ужасно продрогли, а ночь только начиналась. Не знаю, кто назвал Укок зоной покоя, – снаружи вой и грохот, словно происходит сражение с использованием всех видов вооружения.
Название Укок переводится как «Слушай небеса». Сейчас эти небеса дают нам концерт по полной программе, и нетрудно понять, что до нас хотят донести: «Валите, ребята, отсюда, пока не поздно!» Предполагаю, что так же думают и остальные члены экипажа нашего автомобиля, испуганно замирая, когда ураганный ветер раскачивает наш «уазик».
Но вот буря начинает стихать, за окном сереет, и Василий заводит «уазик» и при свете фар начинает движение. Джип немки не захотел оставаться в одиночестве, он ожил и двинулся вслед за нами. Монотонное движение после бессонной ночи убаюкивает, и я не противлюсь этому и отдаюсь сну.
Геолог Гоша тянет меня, схватив за руку, в горы. Я хочу воспрепятствовать этому, но у меня не получается – силы покинули меня. Он несет что-то невразумительное, а мы поднимаемся все выше и выше. Скалы здесь невероятного желтого цвета, а зелени не видно – она под снегом. Лучи синего солнца обдают холодом, и сердце сжимается от ощущения, что если я поднимусь еще выше, то замерзну насмерть.
