— Я пыталась, но меня оттолкнули, а потом там такое началось… — Беата всхлипнула. — Зачем вы здесь? Ведь у вас была возможность спуститься вниз и бежать.
— Госпожа Беата! Как я мог бросить вас одну? Я вас все время искал, — кавалерий с нежностью посмотрел на нее. — В крепости оказались прихлебатели братьев ди Гуаско. Вернее, одного из них, Андреоло, — остальные уже в аду. — И он перекрестился. — Они до поры до времени молчали, выжидали, а затем, воспользовавшись отсутствием в донжоне господина консула, обходившего в это время другие башни, подняли панику, распуская ложные слухи, будто бы он бежал. Благодаря возникшей панике они перебили охрану и открыли ворота в замок. Турки ворвались, захватили без особых усилий донжон и начали резню. Когда господин консул попытался восстановить положение, было уже поздно. Пройдет совсем немного времени, и турки будут здесь. Спаси нас, Господи!
Беата, увидев, что Мара привстала с пола и пытается намотать платок на окровавленное лицо, отослала кавалерия на поиски воды. Тот вернулся с глиняным кувшином, и Беата обмыла Маре лицо. Удар бородача сломал ей нос, разбил губы, обезобразив лицо.
— Однажды внешность и доброта оказали мне плохую услугу. Вначале я лишилась доброты, а теперь и внешности, — кривя в ухмылке распухшие губы, сказала Мара. Она снова намотала на голову платок, так что остались видны только глаза. — Здесь есть подземный ход — в нем наше спасение. Кавалерий недоверчиво усмехнулся, но Мара подвела его в угол, и там, постучав по полу, они обнаружили пустоту.
Кавалерий приподнял и вытащил тяжелую плиту. Открылось небольшое темное отверстие, оттуда потянуло сыростью.
Начинался рассвет. Беата вышла на верхнюю площадку и, посмотрев вниз, в сторону консульского замка, увидела на донжоне турецкий флаг. Было ясно, что бой уже давно закончился. По стене спокойно прохаживались турецкие солдаты. За стенами крепости, возле турецкого лагеря, где еще недавно стоял шатер великого визиря, находилась большая толпа пленных, окруженная плотным кольцом охраны. Несколько пленных разбирали частокол, установленный для обороны турецкого лагеря, и складывали в кучу, возле которой стучали топорами плотники, что-то мастеря. Беата вновь перевела взгляд на донжон, и увидела, что от него по крепостной стене движется группа людей, и тут у нее ноги стали ватными.
Она узнала консула — сейчас он был в изодранном бархатном камзоле, а на спине тащил заостренное бревно. Рядом с ним шли двое обнаженных по пояс турков и периодически били его плетями. От каждого удара он вздрагивал и все больше пригибался к земле. Беате было больно видеть унижение этого гордого человека. Словно почувствовав ее взгляд и прочитав мысли, он сбросил бревно на землю. Надсмотрщики сбили его с ног и стали избивать, но видно было, что они не могли заставить его вновь взвалить на себя эту ношу. Избиение продолжалось долго, затем, видя бесполезность этих усилий, мужчина в красном халате и зеленом тюрбане дал знак, и турки, сопровождавшие консула, сами подхватили бревно, а полумертвого от побоев пленника подняли и потащили двое солдат, которые вскоре скрылись в крепостной башне. Через время они появились на верхней площадке башни. Теперь Беата узнала мужчину в красном халате — это был Андреоло ди Гуаско.
— Выхрест! Предатель веры! — услышала гневный голос и увидела рядом с собой кавалерия.
Очевидно, и он узнал Андреоло ди Гуаско. Тем временем палачи содрали с консула полностью одежду и повалили его на деревянную скамейку.
— Госпожа Беата! Вам лучше туда не смотреть, — услышала она дрогнувший голос побледневшего кавалерия. — Господин консул наказал братьев позорной смертью, а его приговорили к ужасной смерти на колу.
Раздался страшный, нечеловеческий крик, и ему, как эхо, ответил такой же с холма, где находились пленные. Беата зарыдала. Уходя с площадки вниз, она не удержалась и посмотрела вновь на башню. Там на укрепленном вертикально бревне дергался в ужасных муках голый человек — последний консул Солдайи, ее муж, Христофоро ди Негро. С площадки, где находились плененные горожане и солдаты, вновь раздался ужасный крик, многократно подхваченный и от этого, казалось не стихающий. Теперь она знала, для чего предназначался частокол, снятый с турецких укреплений, и что готовили плотники.
Внизу их встретила Мара.
— Мы должны спешить, скоро турки будут здесь, а нам надо еще скрыть подземный ход.
— Господина консула… — сквозь рыдания попыталась сказать Беата, но не смогла продолжить, спазмы душили ее, сжимая горло.
— Нам надо спешить! — повторила Мара и добавила: — Если мы хотим жить.
Общими усилиями они поставили вертикально тяжелую плиту, укрепив ее подпоркой, затем по очереди стали спускаться в подземелье. Последним, спускался кавалерий. Отверстие было небольшим, и когда он протискивался в него, то задел подпорку, она сдвинулась в сторону и слетела, а плита с размаху опустилась на кисть левой руки, которую он не успел убрать. Раздался хруст костей, и кавалерий от боли потерял сознание. Мара дала ему несколько сильных пощечин, и это привело его в чувства. Затем общими усилиями они немного приподняли плиту, освободив искалеченную руку, после чего Беата перевязала ее своим платком. Они зажгли факелы и отправились в путь. Подземный ход был длинный и извилистый. По пути они прошли мимо древнего скелета с торчащими в нем обломанными стрелами.
— Мара, а откуда ты узнала о подземном ходе? — строго спросил кавалерий, морщась от боли. — И почему о нем не сообщила консулу?
— Это древнее святилище моего некогда могучего народа — синхов, детей быка. Греки называли нас таврами. Пришельцы, — она неприязненно покосилась на кавалерия, — забрали все, чем мы владели, оставив нам лишь непроходимые горные районы, но и там не дают нам спокойно жить. Я из селения Властителя гор. Когда я родилась, у нас было шесть селений. В прошлом году оставалось лишь два, и по моей вине одно было уничтожено, — она сделала паузу. — Там погибли мои родители. Я проклята и не могу вернуться к моему народу, там меня ожидает смерть.
— А здесь есть выход? — испуганно спросила Беата, атмосфера подземелья ее подавляла и пугала.
Лабиринт все круче уходил вниз, ей казалось, что они спускаются в тартарары и что скоро покажется адский огонь, на котором поджаривают грешников.
— Внизу протекает подземная река, берущая свое начало в горе с татарским названием Перчем, река впадает в море. По ее руслу мы выйдем в горы, там меньше шансов встретится с турками, а дальше — как будет угодно нашим богам, — хмуро ответила девушка.
— Не богохульствуй! — возбужденно воскликнула Беата. — Бог один! И он… — она не закончила, споткнулась о камень и упала лицом вниз на вытянутые руки. При этом одна рука у нее провалилась в глубокую расщелину, так что она грудью больно ударилась о камни. Неожиданно ее рука нащупала металлическую пластинку и вытащила ее. Пластинка по форме напоминала бабочку и изображала какое-то чудище, лишь отдаленно напоминающее человеческие черты.
— Это золото? — с удивлением спросила Беата, рассматривая находку при свете факела.
