По обращению «скиф», а не как обычно «скифский царь», Скил понял, что его участь решена. Выйдя из шатра, Скил спросил, хотя заранее знал ответ:
— Мое оружие — меч, кинжал?
— Оно тебе больше не нужно, скиф. Тебя ждет твой брат — царь Октамасад.
Скил не стал снимать диадему, она сверкала на его голове, когда он гордо шел сквозь строй воинов, понимая, что впереди его ждет только смерть. Внешне он был спокоен, но внутри бушевала буря. Ему хотелось рвануться вперед, выхватить из рук ближайшего воина копье, меч — любое оружие — и умереть в бою. Но он — царь и должен выказать презрение к смерти, а эту попытку сочтут проявлением трусости и страха смерти.
Скила вывели из рядов одрисского войска и под охраной шести воинов повели к скифам. Навстречу вышли четверо скифов, которые конвоировали бородатого мужчину во фракийской одежде и вооружении, с лисьей шапкой на голове. Не доходя десятка шагов до фракийского войска, скифская охрана отстала, и дальше мужчина пошел один, осторожно ступая, словно шел по льду, напряженно глядя на сомкнутые ряды воинов. Вдруг они расступились, и навстречу ему вышел царь Ситалк. Мужчина, остановившись, опустился на одно колено, наклонил голову и произнес:
— Прости меня, царь одрисов! А если не прощаешь — то убей сразу!
Ситалк немного помолчал и, шагнув вперед, сказал:
— Я тебя прощаю. Поднимись с колен, брат. — И он раскрыл объятия.
Перед Скилом молча расступались воины, и он шел, примечая многие знакомые лица, но не поймал ни одного взгляда. Так, в молчании, он дошел до Октамасада, стоявшего с обнаженным мечом в руке.
— На колени, вероотступник! — крикнул тот.
— Цари на колени не становятся. — Скил гордо выпрямился и с презрением посмотрел на брата.
Ему вспомнилось, как еще недавно он решал судьбу Октамасада. Если бы он тогда принял другое решение, то, может быть, сейчас все было бы по-другому?
— Ты не царь!
— Кто из нас царь — пусть рассудят боги. Дай мне меч, и боги сделают свой выбор — таков наш древний обычай!
— Ты предал наши обычаи, нашу веру, и наши боги отвернулись от тебя. Ты погибнешь не как царь, а как презренный вероотступник.
Октамасад махнул рукой, и несколько воинов силой поставили бывшего царя на колени. Скил понимал, что пришли последние мгновения жизни, ему припомнилось предостережение жреца Кадукая, а затем все заслонило видение обнаженной Ириды. Он не гневался на Ириду, предавшую его, и теперь, когда время остановилось, вспоминал не славные победы над врагами, а безумные ночи с ней.
Октамасад подошел к бывшему царю; брату, взмахнул мечом, и голова Скила с сияющей на солнце диадемой упала на землю, а туловище еще некоторое время оставалось в вертикальном положении, из вен фонтаном била кровь, но вскоре он иссяк, и тело мешком завалилось набок. К луже крови подошел Октамасад, поднял окровавленную золотую диадему с греческой надписью «базилевс», вознес высоко над собой — скифские воины разразились криками восторга — и надел себе на голову.
Сын Октамасада, Агаст, кричал громче всех, думая при этом, что отец действовал слишком неуклюже как для верховного владыки, — чтобы расправиться с низложенным Скилом, чуть ли не затеял целую войну. К тому же у него много невольниц, которые почти каждый год рожают ему сыновей, и те, когда вырастут, будут бороться с ним за царское звание, а еще есть Орик. И отец был не прав, когда забрал себе невольницу-будинку, которую Агаст купил для себя. Может, обратиться с просьбой к богине Апи, сделать ей богатое жертвоприношение, чтобы в ближайшей битве она забрала отца-царя в подземное царство? Его просьба должна быть услышана богами, а для этого нужен хороший жрец. И такой жрец есть.
Часть 2
Царские регалии
1
1918 год. Одесская губерния
Затяжной дождь, ливший целую ночь и все утро, утих к полудню, и вскоре выглянуло солнышко. Василий не усидел в доме, отправился к раскопкам, хотя знал, что работы сегодня не будет — почва слишком пропиталась водой. Уже более трех месяцев он находился в научной экспедиции, организованной Киевским университетом святого Владимира, занимавшейся археологическими раскопками древнего поселения на территории Одесской губернии близ села Ямки.
Идея организовать археологическую экспедицию принадлежала ординарному профессору истории Владиславу Филипповичу Ольшанскому, который подбил на это дело двух младших преподавателей и наиболее ответственных студентов, не зараженных духом политиканства и митингов. Владислав Филиппович считал, что настоящий ученый-историк должен быть обязательно человеком аполитичным и заниматься только своим делом, иначе в исторической науке можно наломать дров. Подобное кредо не помешало ему отправиться к бывшему, «опальному», профессору истории, а ныне председателю Центральной Рады, Михаилу Сергеевичу Грушевскому просить помощи в финансировании экспедиции. Произошедшие затем быстрые смены власти в Киеве, сопровождавшиеся пальбой и артиллерийским обстрелом города, не убавили оптимизма Владислава Филипповича, считавшего, что все это временно, и когда в марте войска Центральной Рады вернулись обратно, вновь напомнил Михаилу Сергеевичу о задуманной экспедиции. Уважаемый историк не выдержал натиска коллеги, хотя его занимали более важные проблемы государственного масштаба, и наилучшим образом отрекомендовал эту затею главе правительства Всеволоду Голубовичу, пообещавшему в течение месяца-двух найти средства для экспедиции. Окрыленный Владислав Филиппович тут же добился кое-каких денег от университета, и в середине апреля экспедиция отправилась в путь. Сам профессор пока остался в городе, мудро посчитав, что вопрос финансирования нужно решать до победного конца, а для этого было необходимо его личное участие.
Временно руководителем экспедиции он назначил младшего преподавателя Василия Добрынина — человека надежного, исполнительного и хозяйственного, хотя особого таланта в исторической науке не проявившего. В помощники ему определили младшего преподавателя Корицина Николая, недавнего студента.
Выбор профессора оказался верным — Василий рьяно взялся за работу, нашел в селе дешевое жилье и организовал пропитание для членов экспедиции — эти места были ему знакомы еще по экспедиции прошлого лета. Работали с раннего утра и дотемна, Василий все находки складировал у себя, дотошно описывал их в полевом журнале, помня крылатое выражение профессора: «В исторической науке мелочей не бывает!» Кроме того, он зорко следил, чтобы студенты не баловали и с местными красавицами амуры не крутили.
Несмотря на уверения старого профессора, напутствовавшего Василия перед отъездом, что наука — это одно, а политика — совсем другое, и если на это другое не обращать внимания, то жизнь будет протекать без изменений, в прежнем русле, вскоре оказалось, что это не так. В село явилась немецкая карательная команда во главе с прямым как палка обер-лейтенантом. Офицер грозно поигрывал стеком, то и дело трогая усики с загнутыми кончиками «а-ля Вильгельм», словно проверяя, на месте ли они. Целью германцев было восстановление попранной справедливости: несмотря на демократический Декрет о земле правительства УНР, вернуть оную (землю) прежним хозяевам — помещикам. А чтобы это требование лучше поняли, объяснили доходчиво — выпороли самых горластых и тех, у кого в хате нашли вещи из разграбленного имения, то есть всех без исключения мужиков. После этого мужики с облегчением перекрестились — «пронесло!», так как в соседнем селе пару заводил без лишних разбирательств вздернули на деревьях. Прижимистые германцы даже виселиц не стали строить для таких смутьянов.
