Степан сквозь сон пробормотал:
— Ну ты и красавéц! — и снова заснул, изредка всхрапывая.
«Выключить, что ли, свет?» — подумал Глеб, и опять по спине пробежал холодок — голос покойницы он еще был в состоянии переносить, но если он увидит ее в саване здесь, как тогда на кладбище… Нервы стали совсем никудышными. Смешно сказать, молодой ученый, психолог, подающий большие надежды, — и запуган до смерти призраками. Смешно тому, кто не испытал на себе ЭТОГО. Чего только с ним за последние пять дней ни случалось: ходил, как сомнамбула, трахался со старухой. Бог ты мой! Два раза! Видел призрака, слышал голос из загробного мира, попал в автокатастрофу, при этом чуть было не погибла Ольга. А самое смешное, что у его жены мать оказалась ведьмой! Взаправдашней! Благодаря чему ему сейчас приходится забивать голову всякой ахинеей, написанной каким-то чокнутым. А может, и нет. Ведь он ученый и должен во всем разобраться, оперируя только фактами. Еще раз бегло вспомнил события этих дней и загрустил. Похоже, все эти события, несмотря на их кажущуюся нереальность, имели место, и он был очевидцем и главным свидетелем.
Не верь глазам своим, сказал кто-то, но это не его случай. Как им не верить, когда он сам все это видел и чувствовал. Достал другую книгу в блестящей обложке — «Энциклопедия суеверий». «Как там у Булгакова: показывать фокусы и разоблачать трудящимся их секрет. По-видимому, здесь должны быть описаны суеверия и раскрыта их сущность в свете материалистической теории, — подумал он, но, посмотрев на год выпуска книги, решил: — Впрочем, необязательно».
Интересующие главы просматривал бегло, схватывая самую суть. Прочитанное его не порадовало, материалистической теорией здесь и не пахло, сущность суеверий не раскрывалась, они описывались как само собой разумеющиеся факты действительности. Из этой книжки следовало, что если ему «сделано», то есть если на него наслана порча, то ее можно перебить только встречным колдовством, направленным на того, кто наслал. Но самое плохое было в том, что, по всей видимости, та особа, которая с ним «шутит шутки», вероятно, обрела власть над астральным телом тещи, не дав ему переместиться в иной мир, — голоса и призрак это доказывали. Поэтому в скором времени, как только эта особа достаточно поупражняется в управлении им, могут произойти очень серьезные вещи. Возможно, им с Олей придется непосредственно столкнуться с духом покойной тещи, тем самым «элементером». В таком случае она должна превратиться в вампира и, приходя ночью, во сне высасывать из них кровь, а они будут чахнуть, чахнуть, пока к ней не присоединятся. Единственное оружие против этого — вбить осиновый кол в сердце покойной тещи, а для подстраховки желательно сжечь труп.
«Бред какой-то, — в очередной раз решил Глеб, но ничего не мог этому противопоставить. — С одной стороны, наука утверждает, что вампиров нет в природе, за исключением одного вида летучих мышей и некоторых зафиксированных случаев человеческих извращений и проблем с психикой, — размышлял он. — С другой стороны, она исключает факт существования призраков, хотя не далее как пару дней тому назад мне явился их яркий представитель в лице покойной тещи. Выходит, не верить самому себе? Может, прислушаться к Беркли, который считал, что мир — это комплекс собственных ощущений? Признать реальным то, что воспринимается на уровне ощущений? Получается, если существование призраков имеет реальную основу, тогда, возможно, вся описанная в этой книженции муть действительно существует? Или, может, подождать, пока покойная теща не появится во сне в образе ненасытного вампира? Только не поздно ли тогда будет?
Кому это я перебежал дорогу в селе, где, похоже, почти каждый второй колдун, и кто на меня точит зуб колдовской? — раздраженно подумал он, представив себе этот зуб: желтый, кривой, дурно пахнущий. — Никого в селе не знал, ни с кем не общался. Оля тоже давно покинула село — сразу после школы. Остается только Маня. Чем это я не угодил или, наоборот, слишком угодил ей, если она затаила зло против Оли и собирается ее извести? А может, во мне и кроется первопричина? Ведь она сама мне рассказывала, что мужчины в жизни ведьмы играют роль подпитки жизненных сил: те кормятся их энергией, а затем, бывает, уничтожают. Может, она наметила меня как очередную жертву и желает вволю «накушаться»? Неужели все так просто? Бред, хотя в этом, возможно, что-то есть. Недаром старик Фрейд носился с либидо как с первопричиной всех причин. Слава Богу, наконец глаза стали слипаться, теперь не стоит делать резких движений, чтобы не спугнуть сон». — Глеб погрузился в глубокий сон с неясными тенями вместо сновидений, затем и это все пропало.
В темноте тускло засветились два уголька, которые стали увеличиваться по мере приближения и вскоре превратились в два горящих глаза на очень ему знакомом худощавом продолговатом лице с ярко накрашенными губами.
— Бог ты мой, да это теща! — пробормотал Глеб и закричал раньше, чем осознал это, и сразу проснулся.
Утро было холодное, батареи, видно, совсем не грели или грели очень слабо. Комната из-за серости за окном приобрела неуютный вид, свет, горевший почти всю ночь, был выключен, Степан отсутствовал.
Глеб усилием воли заставил себя подняться и сразу покрылся гусиной кожей от холода. Вчера он явно перебрал. Голова раскалывалась, ощущение было такое, что в ней за ночь мозги заменили песком, который теперь перекатывался при любом движении и пытался высыпаться через глаза. Закутался в одеяло и прошлепал в кухню. Степан, полностью одетый, доедал яичницу с ветчиной.
— Не хотел тебя будить, по-видимому, ты этой ночью больше бодрствовал, чем спал, — сказал Степан, попивая апельсиновый сок из высокого бокала.
У Глеба при виде этой золотистой, ароматно пахнущей жидкости даже закружилась голова от желания пить. Прочитав это по помятому лицу друга, Степан встал и, достав из шкафчика еще один бокал, наполнил его на три четверти. Глеб судорожно припал к бокалу, чувствуя, как с каждым глотком уходит головная боль, а взамен приходит легкое опьянение.
— Еще? — спросил Степан и, не ожидая ответа, наполнил бокал снова. — Я звонил в больницу — самочувствие у Ольги хорошее, ночь прошла спокойно, — рассказывал Степан, пока Глеб, зажмурившись, кайфовал от сока, — но сегодня лучше воздержаться от посещений. Ее пичкают успокоительными, и она будет почти целый день спать. Завтра в двенадцать часов, после обхода, будет в самый раз. Я пошлю кого-нибудь с работы купить для нее фруктов и вечером завезу передачу, так что ты сегодня полностью свободен. Какие у тебя планы?
— Да я бы сам смог передачу отвезти, — начал Глеб нерешительно — он в душе ненавидел базары и магазины. — Думал пойти на работу…
— Вот-вот. Пойти на работу не помешает, немного развеешься. Потом сходишь к следователю-дознавателю по поводу ДТП. Позвонишь мне, расскажешь, что тебе там собираются «шить».
— А что они мне могут сделать? Никого не задел, только свою машину помял, — испуганно рассуждал Глеб.
— Много чего. Во-первых, с автобусом ты все же столкнулся, поэтому не помешало бы встретиться с его водителем. Во-вторых, считай, что ты уже без прав, возможно, даже года на два. В-третьих, ДТП с особо тяжкими последствиями, а именно тяжелые травмы у пассажира, его госпитализация. Ну и что из того, что это твоя жена? — заметив, что Глеб собирается что-то возразить, резко его прервал: — Здесь может светить «химия» или условное. Да, ты еще съездил кому-то по морде, но все обошлось без заявления в милицию. Поэтому пропускаем. И наконец, четвертое, и самое главное. — Степан испытующе посмотрел на Глеба.
