Коля, к своему удивлению, ничего не чувствовал от того, что убил несколько человек — ни радости, ни сожаления, ни раскаяния. Среди юнкеров тоже были значительные потери. Раненых переносили в столовую, убитых — в учебные кабинеты. Полковник Куропаткин, возглавивший оборону училища, постоянно был среди юнкеров, подбадривая, вселяя уверенность. По рядам юнкеров пробежал слушок, что из Михайловского замка получено сообщение по телефону: к ним на помощь отправили бронеавтомобиль. Настроение сразу повысилось, послышались шутки и даже смех — хотя, может, немного нервный.
Стрельба по наступающим красногвардейцам теперь стала для Коли привычным занятием. Прицелился, выстрелил, перезарядил. Снова прицелился, выстрелил, перезарядил. Он уже даже не считал, сколько человек упало после его выстрелов. Другое дело, все время надо было быть настороже, не пропустить момент, когда раскаленный ствол пулемета на броневике повернется в его сторону. Стрельба красногвардейцев была не столь эффективна и в основном направлена на защитников первого этажа, которые и несли основные потери. Когда очередная атака была отбита и стороны вступали в беспорядочную перестрелку, Коля, как правило, в ней не участвовал, считая это лишним расходом патронов, количество которых катастрофически уменьшалось.
К двенадцати часам дня броневик для поддержки юнкеров не появился. Красногвардейцам подвезли два трехдюймовых орудия, которые установили на прямую наводку, и началось… Первые два снаряда с оглушительным грохотом взорвались на втором этаже, разрушив толстые стены, до этого дававшие ощущение безопасности, и количество потерь среди юнкеров резко возросло. Грохот взрывов, от которых болели перепонки, а на губах ощущался пресный привкус штукатурки, еще стоял в ушах У Коли, когда он, поддавшись чувству самосохранения, оказался на лестнице. Орудия продолжали вести методичный обстрел верхних этажей училища. Раненых поспешно опускали в подвал.
Правда, там оказались тела первых из погибших юнкеров, и это вызвало приступ истерии, выразившейся криками и мольбой о помощи. Грохот взрывов сюда едва проникал, лишь чувствовалось, как дрожат стены. Вдруг все стихло.
Послышалась команда: «Все, кто может стрелять, срочно наверх!», и Коля оказался на первом этаже. Вместе с ним у окна встали четверо юнкеров. Во двор училища влилась новая толпа красногвардейцев, кто-то скомандовал: «Пли!», и смертоносный залп положил на землю первые ряды. Выстрелы следовали беспрерывно и остановили нападающих всего в десятке метров от стен училища. Атакующие вновь откатились за ворота. Несколько раненых на земле попробовали отползти к своим, но послышались одиночные выстрелы и они затихли.
Коля возмущенно выкрикнул:
— Господа, зачем же так? Это ведь раненые! Имейте сострадание!
— А они будут иметь к нам сострадание, когда окажутся здесь? — хмуро бросил долговязый курсант, стоявший рядом с Колей у окна.
— Их здесь не будет! Мы этого не допустим! — твердо заявил Коля.
Со стороны ворот показалась делегация из двух человек — матрос и молодой парень в кожаной куртке с красной повязкой на рукаве, державший белый флаг.
— Парламентеры! — прошелестело по рядам. — Идут диктовать условия сдачи!
Прогремело несколько выстрелов, матрос упал. Кто-то закричал:
— Не стрелять! Это парламентеры!
Парень в кожаной куртке бросился назад и скрылся за воротами.
— Полковник Куропаткин убит, отсюда и беспорядки. Каждый делает, что хочет, — сказал юнкер справа.
— Куропаткин убит? — переспросил Коля. — Кто же нами командует?
— Один Бог знает. Наше дело стрелять и не допустить врага в училище. Но долго мы не продержимся!
Прогремел орудийный залп, за ним другой. Снаряды, прошелестев, взорвались на втором этаже. С потолка посыпалась штукатурка.
— Все вниз, оставить только дежурных! — раздалась команда, и юнкера поспешили в подвал.
Артиллерийский обстрел длился долго, и в результате обрушилась крыша. Практически остался только первый этаж, все остальное превратилось в руины. Но и первый этаж сильно пострадал. Воздух казался пропитанным гарью и пороховым дымом.
— Все наверх! — послышалась команда.
Коля был как в тумане, его сознание отключилось, он словно наблюдал за происходящим со стороны. Машинально стрелял и перезаряжал винтовку, особенно не целясь. Рядом свистели пули, но пока они его щадили. Из четырех юнкеров, прежде стоявших с ним у окна, невредимым остался лишь один, тот самый долговязый курсант. Остальные были ранены и спустились в подвал. И на этот раз атака была отбита, однако патроны были на исходе. После атаки обычно следовал артиллерийский обстрел, но на этот раз было относительно спокойно. Велась вялая перестрелка, но и та вскоре стихла. По рядам юнкеров пробежало: «Ведутся переговоры! Нами отправлены парламентеры обговорить условия сдачи».
«Капитуляция? Значит, все жертвы напрасны? Где обещанная Полковниковым помощь из Михайловского замка? Где войска, идущие с Керенским, которые ранним утром были в Пулково? Ведь оттуда до Петрограда рукой подать!» — терялся в догадках Николай. Поступила команда сдать оружие, и он выполнил ее, не испытывая сожаления, что расстается с винтовкой.
Безоружные юнкера начали выходить во двор, навстречу отрядам красногвардейцев. Те шли, ощетинившись штыками, под охраной двух броневиков, готовые при малейшей опасности открыть огонь. Вдруг послышался шум. Группа красногвардейцев бросилась вперед и принялась колоть штыками безоружных юнкеров, но командиры быстро навели порядок. Проходя возле того места, Коля увидел пять неподвижных окровавленных тел в юнкерских шинелях, распластанных на земле. Двор перед училищем был усеян телами погибших красногвардейцев — их было очень много, больше сотни.
Угрюмая колонна юнкеров под конвоем красногвардейцев вытянулась длинной извилистой змеей. Многие в окровавленных бинтах, тяжелораненых несли на носилках. Коля шел почти в самом хвосте колонны. В голове пустота, страха за свою жизнь не было. Когда колонна проходила по набережной вонючего канала Мойки, из переулка показался отряд красногвардейцев. Они с яростными криками вклинились в колонну, отрезав группу юнкеров, в которой находился и Коля. Он увидел матроса с дико вращающимися белками глаз, который с криком «Это тебе за братка Андрея!» вонзил в него штык. Коля почувствовал, как огнем опалило живот, и время для него остановилось. Повинуясь штыку и напору матроса, он сделал несколько шагов назад и, схватившись за рану, увидел и почувствовал, как штык с болью выполз из раны, освободив место струе крови. Сознание покинуло его. Когда он пришел в себя, то увидел, как небо стремительно уносится вверх, и почувствовал, что падает. Ледяная вода встретила его, на мгновение успокоив боль. В следующий миг, борясь с удушьем, Коля открыл рот, и зловонная вода ринулась в легкие, изгнав сознание и жизнь теперь уже навсегда.
Из редакционной статьи «Позиция нашей партии» эсеровской газеты «Дело народа», 29 октября 1917 г.:
«Целый день по всему городу происходили стычки между юнкерами и красногвардейцами, битвы между броневиками…
