— О, Господи! — выговорил Фиверстоун и засмеялся еще громче.
— Что же, из него ничего нельзя вытянуть?
— Можно, но не то, что вы хотите, — Фиверстоун прищелкнул языком.
— Как же узнать, чего от тебя ждут, если никто ничего не говорит?
— Вот именно?
— Да, кстати, почему Кэрри думает, что я ухожу?
— А вы не уходите?
— И в мыслях не имел.
— Вон как! А Фея мне сказала, что вы остаетесь тут.
— Неужели я буду ЧЕРЕЗ НЕЕ просить отставки?
— А, все одно! — Фиверстоун весело улыбнулся. — Захочет ГНИИЛИ, чтоб вы еще где-то числились, будете числиться. Не захочет — не будете. Вот так.
— Причем тут ГНИИЛИ? Я работал в Брэктоне, и продолжаю там работать. Им до этого дела нет. Я не хочу оказаться между двумя стульями.
— Вот именно.
— Вы хотите сказать?
— Послушайте меня, подмажьтесь поскорей к Уизеру. Я вам помогаю, а вы все портите. Сегодня он уже не тот. Расшевелите его. И, между нами, не связывайтесь вы с Феей. Наверху ее не жалуют.
— А Кэрри я написал, что все это чушь, — сказал Марк.
— Что ж, вреда нет, письма писать приятно.
— Не выгонят же меня, если Фея что-то там переврала!..
— Насколько мне известно, уволить могут только за очень серьезный проступок.
— Да нет, я не о том. Я не то хотел сказать — не провалят ли меня на следующих выборах?
— А, вон оно что!
— В общем, надеюсь, что вы разубедите Кэрри.
Фиверстоун промолчал.
— Вы ему объясните, — настаивал Марк, зная, что этого делать не надо, — какое вышло недоразумение.
— Что вы, Кэрри не знаете? Он на всех парах ищет замену.
— Вот я вас и прошу.
— Меня?
— Да.
— Почему же меня?
— Ну… Господи, Фиверстоун, это же вы ему первый подсказали?
— Трудно с вами разговаривать, — заключил Фиверстоун, беря с блюдечка пончик. — Выборы через несколько месяцев. Вас могут выбрать, а могут и не выбрать. Насколько я понимаю, вы меня заранее агитируете. Что я могу вам ответить? Да ну вас совсем!
— Вы прекрасно знаете, что и речи не было о моем уходе, пока вы не подсказали Кэрри…
Фиверстоун критически осматривал пончик.
— Замучаешься с вами, — вздохнул он. — Не можете постоять за себя в колледже, так причем тут я? Я вам не нянька. А для вашего блага посоветую: ведите себя здесь поприветливей. Неровен час, станет ваша жизнь, как это: «Печальной, жалкой и недолгой».
— Недолгой? — изумился Марк. — Где я недолго буду, там или здесь?
— Я бы на вашем месте не подчеркивал этой разницы, — заметил Фиверстоун.
— Запомню, — пообещал Марк, но, встав из-за стола, обернулся еще раз. — Это вы меня притащили. Я думал, хоть вы мне друг.
— Нет, от романтики не вылечишь! — провозгласил лорд Фиверстоун, растянул рот до самых ушей и сунул в него пончик.
Так Марк узнал, что если его выгонят отсюда, его не примут и в Брэктоне.
Джейн все эти дни бывала дома как можно меньше и читала в кровати как можно дольше. Сон стал ее врагом. Днем она ходила по городу под тем предлогом, что ищет новую «девушку»; и очень обрадовалась, когда на улице ее окликнула Камилла Деннистоун. Камилла вышла из машины и представила ей высокого темноволосого человека, своего мужа. Оба они сразу понравились Джейн. Она знала, что Деннистоун когда-то дружил с Марком, но сама его не видела; а сейчас удивилась, как удивлялась всегда, почему нынешние друзья ее мужа настолько ничтожнее прежних. И Уодсден, и Тэйлор, с которыми он еще знался, когда она познакомилась с ним, были несравненно приятней Кэрри и Бэзби, не говоря уже о Фиверстоуне, а муж Камиллы оказался лучше всех.
— Мы как раз к вам, — щебетала Камилла. — Хотим пригласить вас в лес, устроим пикник. Нужно о многом поговорить.
— А может, зайдете ко мне? — предложила Джейн, думая, чем же их накормить. — Холодно для пикников.
— Зачем вам лишний раз мыть посуду? — удивилась Камилла. — Давайте зайдем в кафе, — предложила она мужу. — Вот, м-сс Стэддок считает, что холодно и сыро.
— Нет, — ответил Деннистоун, — нам надо поговорить наедине (слова «нам» и «наедине» сразу установили какое-то доброе, деловое единство). — А вообще-то, неужели вам не нравится осенний туман в лесу? Поедим в машине, там тепло.
Джейн сказала, что никогда не слышала, чтобы кто-нибудь любил туман, но поехать согласилась; и все трое сели в машину.
— По этой самой причине мы поженились, — пояснил Деннистоун. — Мы оба любим погоду. Не такую или всякую, а просто погоду. Очень удобно, когда живешь в Англии.
— Как же вы приучились, м-р Деннистоун? — спросила Джейн. — Никогда бы не смогла полюбить снег или дождь.
— Я просто не разучился, — ответил Деннистоун. — Все дети любят погоду. Вы не заметили, что в снегопад взрослые торопятся, а дети и собаки счастливы? Они-то знают, для чего падает снег.
— Я в детстве не любила сырые дни, — не согласилась Джейн.
— Это потому, что взрослые держали вас дома, — заключила Камилла. — Когда шлепаешь по лужам — совсем другое дело.
Они свернули с шоссе и ехали по траве, под деревьями, пока не достигли полянки, окруженной с одной стороны пихтами, с другой — буками. Прямо в машине они разобрали корзинку, поели сэндвичей, выпили шерри, потом — горячего кофе и закурили, наконец.
— Ну вот!.. — промолвила Камилла.
— Что ж, — сказал Деннистоун, — начнем. Вы, конечно, знаете, от кого мы?
— От мисс Айронвуд, — ответила Джейн.
— Да, из ее дома, но хозяин у нас другой. И у нас, и у нее.
— Как это? — не поняла Джейн.
— Наш дом, или общество, или компанию возглавляет другой человек. Если я назову вам его фамилию, вы можете знать ее, можете не знать. Он много путешествовал, теперь болеет. Во время последнего путешествия он поранил ногу, и она не заживает.
— Да? — посочувствовала Джейн.
— Его сестра умерла в Индии и оставила ему много денег. Она тоже была замечательная женщина, большой друг одного индийского мистика. Он считал, что над человеческим родом нависла опасность. И перед самым концом — перед тем, как исчезнуть — он убедился в том, что она осуществится в Англии. А когда он исчез…
— Умер? — переспросила Джейн.
— Мы не знаем, — ответил Деннистоун. — Одни думают, что умер, другие — что жив. Во всяком случае, он исчез. А женщина, о которой я говорил, рассказала об этом брату, нашему хозяину. Потому она и оставила ему деньги. Он должен был собрать вокруг себя людей и ждать, чтобы вовремя предотвратить опасность.
