— Не знаю, — скривился я. — Как будто кто-то сдох…
Мы сделали еще пару шагов, и Женька, шедший впереди меня, остановился как вкопанный. Я притормозить не успел и врезался в его спину.
— Ты чего встал?
Он не ответил. Только кивком указал вперед. Я проследил за его взглядом и увидел… Лучше бы я это не видел!
Перед нами лежали три мертвых лося, и умерли они явно не своей смертью. Их горла были перегрызены, животы располосованы неровными краями, как будто их раздирали когтями, вокруг летали мухи, внутрь мертвых тел залезали разные жуки. На лосях сидели какие-то птицы и ковырялись клювами в мертвой плоти. Присмотревшись, я увидел миллионы мелких копошащихся белых червей. Опарыши, или как там их называют? Из лосей вывалились внутренности: печень, сизые кишки, оторванные вместе с трахеями легкие. Кишки были растянуты вокруг на много метров, по ним ползали мошки, к ним прилипла сухая трава и листья. Печень была обгрызена, и сами тела тоже. Складывалось впечатление, что лосей убили не из-за голода, а ради интереса. Или, может, их убил тот, у кого был инстинкт убивать и убивать, а зачем — непонятно… В противном случае лосей бы обглодали так, что только кости блестели бы. И даже кости смолотили бы.
Не было ничего странного в том, что нас с Женькой стошнило. Фазан теперь находился вне наших желудков.
— Женька-а, что с ними случилось? — спросил я, глядя на лосей. Мне было противно, но я смотрел. Не знаю почему, но смотрел. Так бывает, когда едешь в автобусе и видишь человека с каким-либо физическим дефектом. Взгляд сам собой цепляется за этот дефект, хотя понимаешь, что так откровенно глазеть не надо. Так и тут, помимо своей воли я смотрел на лосей и не мог отвести взгляд.
— Откуда я знаю? Я, что ли, их убивал? Могу сказать одно: это просто ужасно! Такого я еще не видел никогда.
В этот миг меня бросило в дрожь, на лбу выступил пот, коленки задрожали. Я прислонился к другу и прошептал:
— А что, если тот, кто их убил, где-то рядом?
На лицо приятеля нашла тень, его глаза расширились.
— Сматываемся отсюда, — коротко сказал он, и мы, обойдя лосиные трупы, стараясь не наступить на кишки, поспешили прочь от этого места. Стервятники смотрели нам вслед и, казалось, насмехались над нами.
— Как ты думаешь, кто их убил?
— Да мало ли кто? Медведи? Волки? Или… Может быть, они, — предположил Женька. — А может, и нет.
— Скорее всего, это не они, — я был солидарен с его мнением, — ведь они все-таки небольшие по размеру, это надо постараться, чтобы завалить троих лосей! Лоси-то крупные! Хотя если их наберется целая стая, то лосей замочить — раз плюнуть… — задумался я.
Женька молчал, но по его виду я понял, что ему страшно и нет разницы, кто убил лосей — они или нет, в любом случае находиться в лесу опасно. Хотелось бы верить, что лосей убили они, потому что если не они, то… в лесу живет кто-то еще страшней.
Мы шли целый день, надеясь, что обнаружим следы человека, однако наши надежды были тщетны, наступил вечер.
Постепенно небо стало фиолетовым, справа появилась пока что полупрозрачная луна. Нам стало не по себе.
Раньше я любил ночь, мне нравилось бродить по темным улицам морозной зимой и теплым летом и дышать свежим воздухом, но теперь я темноту возненавидел. Она несет с собой много опасностей.
— Где будем ночевать? — Женька окинул взглядом все вокруг.
— Я не знаю, — пожал я плечами. — Пещер никаких нет, придется на земле. А где еще?
— На земле нельзя… Они нас сразу сожрут… — размышлял вслух Женька, бродя между деревьями.
— Тогда давай построим шалаш, а вокруг разведем костры, — предложил я. — Будет и жарко, и светло.
— В крайнем случае, так и поступим.
Но мы придумали кое-что получше.
Нашли небольшую полянку среди деревьев, в центре сложили весь наш нехитрый скарб и принялись ломать ветки. Наломали столько, что у меня зарябило в глазах. Этими ветками оплели — от ствола к стволу — всю поляну, получилось, будто мы отгорожены от всего леса высоким забором из ветвей, сквозь который нелегко пробраться, зато очень легко можно было выколоть себе глаза.
— Будем надеяться, что эти твари не сломают «забор», — мечтательно сказал Женька. — Костер надо развести обязательно. Если они все-таки разворошат ветки, в чем я очень сомневаюсь, я разбужу тебя, и будем вместе отбиваться от них.
— Хорошо, буди.
Я свернулся калачиком и заснул рядом с костром, ласкавшим своим теплом мое лицо.
Так крепко я не спал уже давно. Заснул быстро. Мне снились родители. То, как я возвращаюсь с Женькой из леса. Они нас встречают, приводят домой, кормят и жалеют. Я сплю в своей кровати. Рядом стоят такие обычные и привычные вещи. Я сплю и не опасаюсь, что ночью меня сожрут. Мой сон спокойный и размеренный, тихий и…
— Влад, быстро просыпайся! — затрясла меня мама.
— Не хочу, дай поспать, — не просыпаясь, отмахнулся я.
— Просыпайся! Быстро!
— Мама, я хочу спать… Потом… — сквозь сон бормотал я.
— Владик, проснись! Я не мама, а Женька! Быстро!
И тут до меня дошло, что это Женька меня тряс за плечо, а не мама.
Я вскочил, не понимая, что происходит. Кругом темнота, передо мной горел костер и бегал взъерошенный, как вспугнутый воробей, Женька.
Костер был похож на расплавленное золото.
— Что случилось? Зачем разбудил?
— Эти наступают! — завопил друг.
Я мгновенно проснулся.
— Как наступают? Почему?!
— Потому! Владик, не тупи!
Только сейчас я заметил, что наш забор трясся, за его пределами раздавались ни с чем не сравнимые голоса, отдаленно похожие то на лепетание младенца, то на мяуканье кошек. Кошмар, короче.
Ветки летели в разные стороны.
— Так, собираемся, — скомандовал Женька, привязывая к поясу палку-копалку и прочее барахлишко.
— Ур-лу-лур! Ур-лу-лур! — слышали мы из-за забора. — Ур-лу-лур-р-р! Лу-ур, р-р-р-р!
Я стоял как вкопанный.
— Что делать? Нас окружили… Звуки со всех сторон.
— Что-что, — ворчал Женька, — задницу свою уносить. Только мы можем себя спасти, о нас никто другой не позаботится.
Забор затрясся сильнее. Костер затухал.
— Черт! Костер тухнет! — злился друг. — Влад, чего стоишь? Собирайся! Быстро! Ну, блин, не тормози!
Я собирался. Путался в вещах, из рук все валилось.
— Подожди, — остановил меня Женя, когда я привязывал к поясу топор, — будем топорами отбиваться.
— Думаешь, отобьемся? — с сомнением, но и с надеждой спросил я.
