— Что ты на это скажешь? — устало вздохнул Женька.
— Давай я лучше не буду говорить «не знаю»? — с улыбкой ответил я, вспомнив нашу драку, которая сняла напряжение последних дней.
Женька рассмеялся.
И в этот момент ударила молния, и мы с Женькой отключились.
Часть третья. Сырая история
Глава I
Бред набирает обороты
— А-а-бл-люх! — чуть не захлебнулся я.
Я вскочил на ноги и уставился на лагерных ребят.
— Ну слава богу, очнулся! — облегченно вздохнула Настя и повертела в руках стакан. — Всегда знала, что холодная вода способна на многое. С тобой все в порядке?
Я не ответил, а лишь смахнул с лица капли воды и недоверчиво огляделся вокруг, словно проверяя мир на реальность. Ткнул пальцем в дерево, постучал ногой по земле, наклонился к воде, попробовал ее. Мокрая. Холодная. Водопад падал вниз с высоты десяти метров и, разбиваясь, создавал вокруг себя облако брызг.
Только сейчас я заметил, что неподалеку от меня, под деревом, лежал Женька.
— Что с ним?! — закричал я и подбежал к нему. — Его существа убили?!
— Какие сусества? — фыркнула Люба, набирая в ладони воду. — Говорила зе: надевайте панамку, не то голову напесет, и вот вам, позалуйста, напекло. Узе какие-то сусества мересятся. Кстати говоря, панамки носить совсем не стыдно, сейсяс осень много современных фасонов, а одназды мне тетя рассказывала, сто…
— Люба, замолчи, а? — с чувством попросил я. — Что с Женькой?
Я уселся у ног друга.
— Сто, сто, солнесный удар полусил, вот сто, — пробурчала Люба и от души вылила на его лицо воду. Женька никак не отреагировал. — Настя, помоги!
Прибежала вожатая и стала возиться с Женькой.
— Вот черт, аптечку не взяли, — сетовала девушка. — Да и кто знал, что вы в обморок попадаете один за другим?
— Ой, сто и говорить! — махнула Люба рукой и поправила очки. — Сейсас музики такие посли, не то сто раньсе. Мне бабуска рассказывала, сто в ее молодости все было по-другому. Мальчики с сести лет весь день по полям быков гоняли, пахали, как взрослые… А сейсас… Эх… Повымирали музики.
— А твоя бабушка не говорила, что девчонки с пяти лет могли борщ варить и кашу, чтобы этих самых «музиков» накормить? — не удержался я и передразнил ее. Люба порозовела. — И что хорошего в том, что у детей детства не было, что с шести лет в поле как проклятые пахали… Не от хорошей жизни это было!
— Так, хватит! — прекратила перебранку Настя. — Нашли время! Что с Женей такое? Влад, ты, кажется, с ним дружишь, да?
— Ну?
— Он когда-нибудь при тебе в обморок падал?
— Нет, не падал, — покачал я головой, и меня озарило спросить: — Настя, а сколько мы без сознания были?
— Ты — минуту от силы, — влезла Люба, — а Зенька узе пять минут вот «загорает»…
В моей голове зазвенело, и я в полной прострации отошел от Женьки и девчонок, которые с ним возились. Я не понимал, что случилось… мы же заблудились и несколько дней провели в лесу. Вот, у меня даже рана на руке — это я порезался, когда делал топор из камня…
Я вернулся обратно и отвел Любу в сторону. Она выжидающе на меня вылупилась. Из-за толстых линз ее глаза выглядели огромными, как у совы.
— Люба, можно, я задам тебе глупый вопрос, но ответь мне, ладно?
— Конесно, отвесю, вопросов другой категории я никогда в зизни есё не слысала.
Переварив смысл фразы, я сказал:
— Люба… Когда мы катались на теплоходе?
— Да-а, тязелый слусяй, — покачала она головой. — Всера катались.
— А в лес когда пошли?
— Сяс назад. Есть есё вопросы? Тебе сказать, как тебя зовут? Сказать, сто мы всера приехали в лагерь? — съехидничала девчонка.
— Нет, не надо, — проговорил я, думая о своем и не реагируя на колкость.
В этот момент очнулся Женька и закричал как резаный:
— А-а-а! Отпустите меня! Получайте! Я вас сейчас подожгу, сволочи!
Он с какими-то затуманенными глазами набросился на девчонок. Те завизжали и порхнули в разные стороны.
— Женька! — подбежал я к другу и обнял его. — Женька!
— Влад! — обнял он меня в ответ. — Что произошло? Где пропасть? Где существа? Где горящий мост?! А?!
— Ну и глюки! — восхитилась Люба. — Просто сикарные глюки! Вы, мальсики, с ума посходили? Один про каких-то сусеств бормочет, второй про пропасть и горясий мост… Вы, мальсики, сто в лесоське собирали? Галлюсиногенные грибоськи? — глумилась она над нами.
Все засмеялись.
— Прекратить! — прикрикнула Настя. — Разворачиваемся и идем обратно в лагерь, на сегодня поход по ягоды и грибы придется отложить.
— Ну, Настя, — заканючили все, — может, пойдем? Почему мы должны из-за них страдать? Такой лес классный…
— Нет, я сказала! Идем обратно в лагерь! Как-нибудь в другой раз сходим! Времени еще предостаточно: вы только вчера приехали.
Больше никто с ней спорить не стал. Понимая, что это бесполезно, все понуро побрели за вожатой, искоса поглядывая на нас как на врагов народа.
Мы с Женькой стояли на месте и никуда не шли. Парень всем весом налег на мое плечо и очумевшими глазами смотрел на происходящее вокруг.
— Влад! Что случилось?! — не понимал он и тоже, как я, принялся ощупывать предметы. Вид у него был очень недоуменный.
— Идем, Женька, в лагерь, — вздохнул я, смутно догадываясь, что произошло, — там обо всем и поговорим.
В полном молчании мы побрели за всеми.
Шли в лагерь молча, отдельно ото всех ребят. И я, и Женька находились в странном полусонном состоянии, когда не поймешь — проснулся ты или еще спишь. Еще так бывает, когда тебя одолевает какое-то предчувствие… Когда ощущаешь, будто все тебя разыгрывают. И не поймешь — правду люди говорят или они решили устроить большой спектакль, в котором ты — главное действующее лицо, не подозревающее, что все вокруг создано для того, чтобы тебя разыграть.
Вот так мы с Женькой ощущали себя сейчас.
— Влад, — шепнул он мне, недоверчиво посмотрев на шагающих впереди нас людей.
— Что?
— Или я схожу с ума, или, наоборот, все сошли с ума и лишь я в здравом уме. Мы же только что были в лесу и оказались… в лесу. Но не в том, где были раньше, — запутался Женька. — Ты меня понимаешь?
Не знаю, что на меня нашло, но мне стало смешно, и я решил подшутить над другом:
— Нет, не понимаю. О чем это ты говоришь? Ни в каком другом лесу мы не были. Мы недавно вышли из лагеря, а потом попадали в обморок. А вчера катались на теплоходе.
