— Было, — подтвердил я, — и одновременно, получается, не было.
— Как это?
— Ну, что, если это было только для нас?
— Что ты имеешь в виду?
— Какой ты непонятливый! — рассердился я. — Все это только мы переживали! А все остальные ничего не замечали! Да и не было ничего, если так разобраться! Сам видишь — число сегодня какое! Мы еще вчера были дома! Короче, дай собраться с мыслями… Я хочу сказать, что творится что-то странное.
— Это я заметил, — вставил Женька.
— Странное что-то творится, — повторил я. — Вчера это странное заметил только я, сегодня — и ты и я. Вдруг завтра его заметят ты, я и, скажем, Люба?
— И?
— И… сам не знаю. Я запутался. Нужно время, чтобы все понять, — простонал я. И как бы между прочим вспомнил: — Кстати, меня чуть не сбила машина.
— Да ты что?! — ахнул Женька.
— Да. Вылетела из-за угла и прямо на меня помчалась. И номера были заляпаны грязью. Хотя грязи-то нигде нету… Кошмар, короче.
— Ну надо же… В общем, делаем вывод: те несколько дней в лесу пережили только ты и я, а все остальные ничего не заметили. По большому счету и не было ничего! Прошло, если так разобраться, всего несколько минут! Но тогда почему моя нога поранена? Помнишь, меня существо укусило?
— Помню. Моя рука тоже поранена — я ее порезал, когда мы топоры делали. А вот порезы на теле из-за разбившихся стекол на теплоходе уже зажили. Так быстро… Чудеса какие-то…
— В таком случае, почему мы возвращаемся из глюков с повреждениями, которые были в глюках?
— Женька! — отчаянно крикнул я. — Да не знаю я! Сам хотел бы понять, но не могу! Ого-о-о-о! Ничего себе! — переключился я на другую тему и от удивления споткнулся и распластался на асфальте.
— Ты чего это? — забеспокоился Женька, помогая мне подняться.
Надо заметить, что за разговором мы подошли к тому месту, где меня чуть не сбила машина.
Я с подозрением осмотрелся вокруг.
— Влад, что с тобой?
— Со мной ничего, а вот с улицей…
— А что с улицей не так? — не понял Женька. — Улица как улица.
Я нервно хихикнул и сказал:
— Ты посчитаешь меня за идиота, но именно оттуда вчера вылетела машина и чуть меня не расплющила.
— Оттуда?! — поразился Женька. — Но там же стена! Тупик! И возле стены клумба разбита.
Я немного помолчал.
— Получается, что и машины никакой не было? — произнес я. — Ну, тогда я совершенно ничего не понимаю! Вот прикол… А на том месте, где стоял ларек, теперь какое-то кафе. А вон там я с бабкой разговаривал, спрашивал, можно ли от нее позвонить. Теперь там вообще нет тротуара — вместо него фонтан. Бред какой-то…
В полном молчании мы вернулись в лагерь. Подходило время очередных занятий по коррекции страхов. Мне, кстати, не особо-то и хотелось туда идти. Тогда, в каюте тонущего теплохода мой страх достиг такой отметки, что, казалось, я уже пережил максимальную дозу, которую только можно пережить. А если учесть, что я к тому же «умер» от страха, то…
Все эти занятия казались уже бесполезными. От чего там меня собрались лечить? От страха? Но в этом теперь не было смысла — в любом закрытом помещении мне не будет уже так страшно, как в той каюте…
Лагерь, между прочим, стоял на месте, никуда не собирался исчезать, и Настя, по обыкновению, возилась со своими огурцами.
Это было через несколько лет после того, как я «благополучно» прокатился на лифте.
В десять лет я снова пережил сильный страх. А началось все вполне обычно, даже весело.
Мы с классом праздновали Новый год. Я исполнял роль Деда Мороза, а Снегурочкой вырядилась классная руководительница. Весь вечер то и дело взрывались хлопушки, все было усыпано конфетти, над головами летал серпантин… За окном, когда стемнело, пошел снег. Он переливался серебром в свете фонаря, и создавалось впечатление, что мир стал сказочным, а наш класс в нем — уютный теремок.
Такое ощущение не покидало меня до тех пор, пока не пришло время расходиться.
Так получилось, что я, уже уходя из класса, вспомнил, что забыл в лаборантской комнате лист с загадками, которые я загадывал одноклассникам, когда был в образе Деда Мороза.
Ребята расходились, а я шмыгнул в лаборантскую, искать чертовы загадки.
В царившем в классе шуме и гаме я не заметил, как дверь в тесную подсобную комнатенку захлопнулась, а за ней и дверь класса…
Опомнился лишь тогда, когда нашел загадки и собрался выходить из лаборантской. Прислушался — странно, неестественно тихо. Я не слышал ни одного голоса.
Толкнул белую дверь — она лишь возмущенно содрогнулась и не открылась. Я, конечно, понимал, что произошло, и одновременно старался загнать страшные мысли в самый дальний уголок сознания и еще раз толкнул дверь.
Как и прежде, она затряслась, но не открылась.
— Эй, откройте! Пожалуйста, откройте! — стал звать я, но никто не откликнулся.
Ну а кто бы пришел мне на помощь, если все, радостные и счастливые, побежали на улицу — играть в снежки, носиться на катке, а затем быстро мчаться домой, пить горячий чай и разглядывать подарки?
Я стучал и стучал, но никто не открыл эту дверь, отделяющую меня от всего мира. Тогда на меня навалился жуткий страх, он пробрался в каждую клеточку моего сознания и затуманил разум. Я дико смотрел на стены и на потолок лаборантской и, испугавшись, забился под стол с каким-то увеличивающим слайды аппаратом. Мне казалось, что стены начали сдвигаться, они хотели меня раздавить, потолок немилосердно опускался мне на голову. Стены словно зловеще смеялись, в моей голове все перемешалось, и неожиданно страх исчез.
Я оглянулся. Обычная комната, хоть и тесная. Встал с пола, подошел к окну, отодвинул пыльные желтые занавески, пожертвованные кем-то из учеников еще много лет назад. За окном хлопьями валил снег. На подоконнике образовалась высокая горка, закрывшая чуть ли не половину окна. И страх вернулся снова. Навалился на меня с тройной силой. Стены опять засмеялись, потолок продолжил опускаться, мне казалось, что снег не прекратится никогда, что весь мир завалит белым снегом, вместо домов будут снежные горы, все на земле замерзнет, а я буду сидеть в тесной лаборантской и с ужасом ждать, когда отключится отопление и я тоже умру. Я боялся оказаться в снежном плену.
Так, в страхе и полубреду, я всю ночь звал на помощь, просидел в классе до самого утра. На мое счастье, классная руководительница забыла в кабинете свою записную книжку и вернулась за ней. И услышала меня.
Боюсь представить, что со мной было бы, если бы она не забыла органайзер. Я бы просидел в лаборантской комнате больше двух недель — столько длятся зимние каникулы — и, кто знает, может быть, умер бы от страха? Что, если отключили бы отопление? Я бы замерз. А еда, а вода, а туалет? Впрочем, не все так страшно — в крайнем случае можно было бы и окно разбить, и со второго этажа спрыгнуть… Или может, я не сидел бы две недели, потому что родители начали бы поиски? Я слышал, что милиция ищет пропавших людей через трое суток после их исчезновения. Но вдруг они не додумались бы искать меня в лаборантской? Они ходили бы по подвалам, по канализациям, да где угодно, но в лаборантской искать не догадались бы!
