— Что делать будем? — поинтересовался кто-то.
— Ехать вперед. Они испугаются и разбегутся в стороны, — подал идею Женька.
— А если не разбегутся? Что их, давить, что ли?
— Но не стоять же нам тут три недели из-за них? — резонно заметил мой новый знакомый.
— У меня есть ружье, — проговорил водитель.
— Ой, дяденька, да вы сто! — заголосила какая-то низенькая худенькая конопатая девчонка с косичками и в больших очках. На ее зубах громоздилась мощная металлическая конструкция для исправления прикуса, из-за чего конопатая шепелявила. Такую штуку носила моя двоюродная сестра, и я знал, что «благодаря» брэкет-системе на время лечения появляются дефекты речи. Создавалось впечатление, что зубы девчонки целиком и полностью состоят из металла. — Нельзя зе зивотных просто так убивать!
В автобусе наступил шум-гам.
— Не по-человечески это!
— Я в Гринпис напишу и про вас расскажу!
— А я в «Юный натуралист»! Я туда узе писала! Как-то раз отдыхала у дяди в воинской сясти и видела, как солдаты сенков били! Правда, зурнал нисем не помог… — вспомнила конопатая.
— Уберите свое ружье!
— Не смейте трогать волков, они вам ничего плохого не сделали!
— Сросьно рузье спрясьте, или я буду крисять! А-а-а-а! И-и-и-и!
— Да замолчите вы! — не выдержав, прикрикнул потный водитель. Его, по-видимому, тоже раздражала жара. А тут еще эти неизвестно откуда взявшиеся волки и девчонки-активистки. — Не собираюсь я ни в кого стрелять!
— А зачем зе рузье берете, а? — с ходу завелась та очкастая девчонка. Несмотря на свою хилую комплекцию, она, как я понял, могла любого скрутить в бараний рог, даже водителя. Интересно, чего боится она?
— Если я беру ружье, это не значит, что я буду стрелять в волков, — сказал водитель и угрожающе посмотрел на активистку.
Она ахнула и снова заголосила:
— Ой, девоньки, спасайте! Он собрался стрелять в меня! Да только попробуйте! Да я! Да я!
— Да заткнись ты, — не вытерпел и Женька, — без тебя тошно.
— Ты меня не затыкай! А то я…
Договорить девчонка не успела, я ее перебил:
— Так что вы будете делать с ружьем?
Волки, кстати говоря, до сих пор стояли перед автобусом. По пустынной дороге не проезжало ни одной машины.
— Просто в воздух стрельну, — ответил мужчина. — Вдруг испугаются? А если нет, то…
— Вот только попробуйте! — опять ожила девчонка. — Да я вам такое сделаю! Я усяствую в местном отделе защиты зивотных!
— Успокойте ее кто-нибудь, — устало обратился водитель ко всем сразу. — Я имею в виду, что если предупредительный выстрел не поможет, то вызову спасателей, вот и все…
Девчонка, снова открыв рот, захлопнула его и испепеляющим взглядом уставилась на водителя.
Мужчина взял наконец ружье и высунул ствол в окно.
— Подождите! — остановил его Женька.
— Ну, что еще?
— Вы это, патроны не тратьте, у меня есть пакет.
Женька надул пакет из-под чипсов, высунул его в окно и с размаху хлопнул по нему второй ладонью.
Волки вздрогнули, заметались из стороны в сторону и убежали в лесополосу.
— Вот и все, — облегченно вздохнул водитель, — а некоторые боялись. — И красноречиво посмотрел на девчонку.
Все успокоились и стали садиться на свои места.
— Ну, поехали! — задорно воскликнул водитель. — Мы и так уже из графика выбиваемся из-за этих волков. Интересно, откуда они взялись? Сколько тут езжу — никогда их не видел. Да и живут ли они в рощах, а, защитница животных?
— Сбезавсие из зоопарка зивут, но не долго, — отозвалась активистка. — В лесах они обитают обысьно…
— Наверное, из зоопарка сбежали, — предположил водитель и завел автобус. И вдруг вспомнил: — Слушайте, ребята, я забыл вам сказать: под задним сиденьем у нас холодильник. Поднимите сиденье и, кто хочет, возьмите наши фирменные бутерброды.
— Какой идиот додумался замаскировать холодильник под сиденье? — обратился ко мне Женька и, не дождавшись моего ответа, встал в очередь к холодильнику. Оказалось, что бутерброды захотели абсолютно все. Женька принес мне бутерброд, который представлял собой разрезанную пополам булочку, в ней лежали сплюснутая котлета, листья салата и мелко нарезанные соленые огурцы. Завернут бутерброд был в хрустящую бумагу, на которой я разглядел логотип лагеря: две сосны и палатка рядом с ними.
— Неплохо было бы их разогреть, — размечтался Женька.
— Ешь уже, — сказал я с набитым ртом. — По такой жаре холодные бутерброды в самый раз.
— Вообсе, встретить волка на дороге — дурное предзнаменование, — громко сообщила конопатая девчонка.
— Да ну тебя, — отмахнулся кто-то, — типун тебе на язык.
Действительно, что может быть плохого в лагере? По-моему, лагерь есть лагерь, и бояться туда ехать не стоит. Что там может случиться плохого? Пойдет дождь, и мы не сможем ходить на море? Отключат воду?
Так это не смертельно…
Глава II
«Мы одни…»
Первый раз я испугался темного помещения, когда мне было пять лет. Мы обожали с друзьями заходить в высотные дома и кататься в лифтах.
Но однажды (это было вечером) мы забрели в очередной дом, сели в лифт, проехали несколько этажей и… отключился свет. Лифт погрузился во тьму. Он стоял на месте и не шел ни вверх, ни вниз.
В лифте были я, мой приятель Андрей и две девчонки, почти в три раза старше меня, с которыми мы всегда катались. Одна из них, Кристина, была большой выдумщицей и всегда рассказывала какие-то истории.
— Что с лифтом? — спросила ее сестра Алена.
— Сломался, кажется… — неуверенно сказал я.
— А света почему нет?
— А я откуда знаю?
— Блин… — прошептала Алена. — Не дай бог его не включат, я же «Тропиканку» пропущу…
— Подожди с «Тропиканкой», — проговорила Кристина и вдохновилась: — А вдруг мы отсюда никогда не выберемся? Вдруг лифт никогда больше не поедет? Лет через сорок наши высохшие тела тут найдут и…
— Замолчи, а? — попросил я.
Отчего-то мне стало страшно-страшно, жутко-жутко. Все воспринимали остановку лифта как обыденную вещь, вели себя спокойно, но я обнаружил, что боюсь.
Лифт стоял между седьмым и восьмым этажами. В кабине было темно-темно, свет не пробивался даже в щелочку между дверями. Впервые в жизни мне стало так страшно… Никогда я так не боялся. А вдруг трос оборвется, и мы полетим вниз с седьмого этажа? Что от нас останется?
Я почувствовал, что мне плохо, стало не хватать воздуха, на лбу выступила испарина, руки и ноги задрожали, на грудную клетку, казалось, кто-то с силой давил.
