Часть первая
Глава 1
Лорды гурьбой выходили из шатра, с лязгом и скрежетом сталкиваясь стальными плечами в узком проеме.
Последним покинул совещание Норберт, единственный, кто не в металле. От его темных лат из толстой кожи, как всегда, ни звяка, и даже в лунную ночь ни отблеска, бесшумный, как горный волк, но такой же смертоносный.
На выходе остановился и учтиво придержал полог, пока порожек с той стороны переступает Аскланделла. Дочь императора сегодня в багровой короне и в платье цвета пурпурного заката.
Я не сижу, так что подниматься в знак приветствия не пришлось, как и кланяться.
Она вошла во всем блеске молодости и великолепия. За спиной мелькнул сопровождающий ее любезный принц Сандорин, но благоразумно остался по ту сторону.
Норберт выпустил из пальцев край полога, тоже исчез, мы с Аскланделлой остались одни. Полная спеси и надменности, с прямой спиной и не такими уж узенькими плечиками, как ожидаем от болезненных принцесс, вообще у нее плечи весьма, она взглянула на меня в упор удивительно светлыми глазами, настолько похожими на горный лед, что даже густые черные ресницы, длинные и загнутые, не сумели бросить тень.
В отличие от большинства женщин, у которых брови тонким шнурком, нередко вообще едва заметные, у этой густые, черные и какие-то грозные, почти сросшиеся над переносицей, из-за чего я поглядывал на них чаще, чем на ее резко очерченную грудь.
— Ваше высочество, — произнес я наконец, чувствуя, что ей рот открыть первой можно только на дыбе, — надеюсь, ваша прогулка верхом была… удовлетворительной.
Она произнесла ровным голосом:
— Весьма.
— Я как бы рад, — сказал я любезно и ощутил, что злость сковывает мне челюсти, вот-вот заскрежещу зубами. — И… ах да, счастлив.
— Принц Сандорин был очень любезен, — сообщила она тем же холодным ясным голосом. — Вот уж не думала, что на далеком развращенном Юге еще сохранилась любезность!
— Сохранилась, — подтвердил я светски. — Почему-то. Ага.
— Но, видимо, он такой единственный.
— Ваше высочество, — сказал я протокольным голосом. — Позвольте вас проводить к креслу.
Она милостиво позволила, я проводил ее целый шаг, усадил, не прикасаясь к укрытым пурпурным атласом плечам даже кончиками пальцев, а как бы помахивая в полудюйме от них, этикет соблюдаю, и отступил с поклоном.
— Позвольте прояснить обстановку, — сказал я таким голосом, каким говорило бы дерево, — вы неосторожно обронили у Мунтвига, что мы, южане, вовсе не черти с рогами, на что там обиделись, а Мунтвиг в благородной вспышке гнева… у нас, правителей, все благородное!.. тут же отправил вас взад. В смысле, не к отцу, а ко мне.
Она слушает с таким видом, что не поймешь, западает ли хоть слово в ее розовые ушки, это не просто злит, а бесит, и я договорил, едва не лязгая зубами от злости:
— Уверен, он уже пожалел о своей вспышке!.. Жаль, у него не такие свободные и раскованные военачальники, перечить и советовать одуматься не посмели. Потому мы сделаем все для вашего счастья… это значит, со всей незамедлительностью постараемся вернуть вас вашему жениху. Будьте спокойны, у нас все получится.
Она произнесла хрустальным голосом:
— Во всяком случае, это у вас получится.
Я окинул ее гневным взглядом, прямая, чтоб сиськи заметнее, и в то же время надменная, чтоб зелен виноград, да, грамотные. Взгляд устремлен перед собой, и неважно, что там, главное — все равно интереснее, чем этот раздраженно вышагивающий прынц, возомнивший себя способным тягаться с ее женихом.
А «это» выделила нарочито, как будто все остальное у меня прям рушится.
— На это время вам выделят отдельный шатер, — сообщил я. — Не самый роскошный, у нас вообще таких нет, но и не солдатскую палатку.
Она впервые повела в мою сторону глазами, я ощутил себя так, будто по моей морде стегнули свежей крапивой.
— Спасибо за любезность, принц.
— Господь создал Адама, — пояснил я с холодной любезностью, — а его забота о женщине сделала из него мужчину. Мы лишь продолжаем традицию.
— Принц…
— Если нужна особая помощь, — сказал я сквозь зубы, — вам помогут женщины. Если захотят, конечно.
Она подняла на меня взгляд, жжение исчезло, взамен кожа ощутила приятное тепло.
— Женщины?
— Благородные женщины, — уточнил я. — Правда, почти все остались в той армии, что перекрывает дороги в наши королевства, но в нашей ударной тоже есть.
Она переспросила с таким видом, что вот сейчас поймает меня на лжи:
— Женщины в армии?
Я хмыкнул.
— Видели бы вы, как эти беззащитные создания, как мы говорим, сражаются!.. Мужчины говорят, нельзя становиться на пути у носорога и беззащитной женщины. Так что, все мы, может быть поневоле, но к женщинам относимся не только с восхищением, как к красивым коням, павлинам или сорокам, но и как бы с уважением.
Она произнесла с холодком:
— Не знаю, почему вы мне это говорите.
— Дыкя ж дурак, — воскликнул я бодро, — во всяком случае, в вашей интерпретенции. А вы не красавица, как на мой взгляд искушаемого знатока и ценителя с линейкой в мозолистых руках труженика и принца-строителя флота. Нет, вообще, строителя, так значимей! Можно с прописной. Даже лучше! Тот, кто уверяет вас в обратном, просто брешет в надежде на пряник в виде благосклонного взгляда… или прочих благосклонностей, кто знает нравы имперских дочерей…
— Императорских, — поправила она спесиво.
— Да хоть кайзеровских, — ответил я гордо с видом удельного горного князька, который в своих соплеменных никого не боится и поплевывает сверху. — Так что можете успокоиться! Мне от вас ничего не надо, и нравиться я вам не собираюсь и не стараюсь.
— Еще как не стараетесь, — сказала она ядовито.
— А это значит, — заметил я, — можете не опасаться моих поползновений на вашу… эту, как ее… ага, женскую честь!
Она поправила с достоинством:
— Девичью.
— Девичью? — переспросил я и с подчеркнутым недоумением смерил ее взглядом. — Это же сколько же вам лет… С виду вы вроде бы, гм… Ах да, у женщин многое не спрашиваем, оберегаемся… Так что, принцесса…
— Аскланделла, — напомнила она.
— Это значит, — переспросил я, — можно по имени? Тогда в качестве громадного жеста любезности взад, я — Ричард.
— Принцесса Аскланделла Франкхаузнер, — уточнила она высокомерно. — Мое Императорское Высочество!
