— Почему?
— Я либо убью вас, — сказала она с жаром, — либо, что совсем уж невероятное, влюблюсь в вас.
— Ну, если невероятно, — сказал я, — то можете успокоиться, самое страшное не случится.
— Это я считаю, — сказала она, — что невероятно, но Примадель говорит, что это равновероятно!
— Я не суеверен, — сказал я, — а вы?
— Я тоже, — ответила она сердито, — но эти суеверия зачем-то сбываются!.. Вы в них точно не верите? Потому и забрались в глубь владений Мунтвига? Опасную дорогу вы себе выбрали!
— Безопасней всего пути, — ответил я мирно, — которые никуда не ведут.
— Ого, — сказала она весело, — у вас и самоуверенность!
— Обязательное свойство гения, — согласился я скромно.
Она посмотрела на меня с веселым пренебрежением.
— Вы считаете себя гением?
— Любой, — сказал я наставительно, — кто не считает себя гением, не является даже талантом.
— Талант, — проговорила она с тем же пренебрежением, — может быть, потому вы и бросили монетку тем бродячим музыкантам? Не отпирайтесь, я с балкона все видела!
— Не отпираюсь, — пробормотал я. — Вообще-то я, можно сказать, меценат и покровитель искусств. Всяких-разных. Искусство, как говорят авторитеты, совершенно необходимо людям, хотя я так и не понял, зачем.
— А вы все стараетесь понять?
— Я же мужчина, — ответил я с достоинством и подвигал плечами, намекая на их ширь и развитые мышцы. — Мы все должны понимать, это вы чувствуете без понимания… это вас, понятно, возвышает!
— Женщины понимают все, — согласилась она, — а если ошибаются, значит, нарочно.
— Если женщина постоянно спорит с мужчиной, — заметил я, — значит, она уже замужем… либо никогда не выйдет замуж.
Она охнула и прикрыла рот ладонью.
— Что, правда?
— Нет, — сказал я честно, — пугаю. Женщин так приятно пугать! Все равно, что кузнечиков. Но у вас тут, как вижу, все непуганое… Тихо, мирно. Как соседи?
Она вздохнула.
— Не знаю. Я недавно была с отцом только в замке Кеваль, это сосед с севера…
— И как?
Она зябко повела плечами.
— Так было холодно, что я едва не вышла замуж!
— Жуть, — посочувствовал я. — Ничего, с моей политикой ограничения изоляционизма, сепаратизма и никому не нужного суверенитета, все люди получат право свободного передвижения по землям дружественных королевств!.. Вы побываете у нас на Юге, прожаритесь на жарком солнце и почувствуете сладкую истому во всем теле…
— Ах, — произнесла она томно, — не надо, ваше высочество, а то я уже ее чувствую… я такая впечатлительная, такая впечатлительная, что вот не нужно со мной такие бесстыжие речи! Я хорошая девушка…
Я откровенно раздел ее взглядом, с неохотой одел и сказал со вздохом:
— Еще какая… Господи, представляю, какие безумства мне сегодня приснятся.
Она произнесла чопорно:
— Чтобы не посещали эти порочные сны, вы должны жениться, ваше высочество!
— Один мой друг изрек, — сказал я, — что мужчина не имеет права жениться, не изучив предварительно анатомии и не сделав вскрытия хотя бы одной женщины. А я все еще ни одну не вскрыл!
Она широко распахнула глаза.
— Вы дружите с магами?
Я отмахнулся.
— С кем я только не общаюсь! Даже с троллями, а вот сейчас с вами… Тоже, знаете ли, приключение. Кстати, есть у меня еще один интересный друг, художник. Представляете такое бесстыдство, прикидывается соблазнителем, заманивает девушку в свою мастерскую и там рисует с нее портрет!
Она сказала холодно:
— Ваше высочество, что-то я не понимаю вашего юмора.
— Я лишь удивился, — объяснил я, — что красивые женщины будто не понимают, как надо спасать погибающий мир. Хотите, покажу?
— А он уже погибает?
— Вы не слышали о звезде Маркус?
Она широко раскрыла невинные глаза.
— Так ее ожидают не раньше лета?
— О да, — согласился я, — целая вечность впереди. Особенно для поденок. А вы знаете, что куколка — это слово означает еще и личинку насекомого?
— Нет, — ответила она с интересом, — а какого?
Я подумал, пожал плечами.
— Не знаю. Я просто умничаю перед красивой женщиной! Да еще и настолько умной, что ее глупость вот-вот окажется приятным сюрпризом!
Она сказала с подчеркнутым гневом:
— И не надейтесь!
Я вздохнул.
— Так что же, я напрасно наговорил столько возвышенных слов о ваших прекрасных глазах, рассматривая вашу волнительную грудь?
— Напрасно, — ответила она с достоинством. — Я хорошо воспитана.
— А как это чудесно, — сказал я мечтательно, — когда девушка забывает о своем воспитании!
— И совершено напрасно, — ответила она наставительно. — Истинную добродетель ничем не поколебать. И ваши подходы какие-то… простенькие.
Я посмотрел на нее внимательнее. Если женщина хочет отказать, она говорит «нет». Если пускается в объяснения, то хочет, чтобы ее убедили. Но Шарлиза, похоже, просто соскучилась в замке, где ничего не происходит, и потому не отпускает меня, пускаясь на разные уловки только ради возможности чесать языком и дальше.
— Вы просто великолепны, — сказал я искренне. — И вообще…
— Что?
— Люблю женщин, которых уломать трудно.
Она расхохоталась.
— Это меня трудно уломать?.. Вы шутите, надеюсь, ваше высочество. Меня уломать вообще невозможно.
В соседнем зале послышались шаги, мы издали увидели приближающегося то ли дворецкого, то ли сенешаля.
Он остановился на пороге и произнес с поклоном:
— Обед готов, столы накрыты в главном зале.
В главном, как мне показалось, весьма перебор, кроме хозяев, нас с Альбрехтом и Бобиком под столом, только двое молчаливых рыцарей деревенского типа, обычные крепкие увальни, род их древен, как нам с Альбрехтом сказали, но, как оба понимаем, только потому, что их семьи все века живут в этих краях безвыездно.
Оба пугливо смотрели на меня, человека совсем других земель и королевств, но рты не раскрывали, зато баронесса цвела, щебетала, рассказывала все новости, а какие новости в медвежьих углах — понятно, мы с Альбрехтом вежливо слушали, Бобик смачно хрустел бросаемыми ему под стол костями, Шарлиза таинственно улыбается и чинно кушает.
Наш стол застелен голубой скатертью с двумя орлами, тоже голубыми, но потемнее, так что выделяются не столь ярко и навязчиво.
