— Конт… мы не знаем и знать не желаем, что и где-то в диких землях происходило или даже происходит.
— Ой, правда?
— Представьте себе…
— А почему?
Он снисходительно улыбнулся.
— Это дети всегда любопытные. Ну, и зверьки всякие.
— Ах да, — сказал я с почтением, — понимаю-понимаю! В старости не забыть бы, как себя зовут… и чтоб без штанов не выйти на улицу.
— Вам, — произнес он чопорно, — надлежит уяснить, как вести себя в то время, когда вам оказана такая высокая честь.
— Это честь? — переспросил я. — А мне брякнули, обязанность.
— Эта обязанность, — произнес он чопорно, — честь! Вряд ли вам придется еще раз пройти через эту почетную службу, жизнь людей коротка… но это к лучшему.
— Да, — согласился я, — прекрасное неповторимо. Это как служба в армии. Почетный долг и обязанность!.. Счастье-то какое, а его в упор не ценят.
— Первое, — произнес он, — вам поручена огромная честь стоять на страже покоев королевы! Выше этой чести ничего нельзя представить и даже вообразить…
— Бесподобно, — воскликнул я. — А давайте я в силу своей непомерной щедрости уступлю эту честь вам?
— Вы не понимаете…
— Не понимаю, — согласился я охотно. — Ну тупой я, тупой! И бесчувственный. И толстокожий. И морда ящиком. И вообще… Уступлю вам, а сам вместо вас бесстыдно посплю, как свинья какая, в вашей постели? Пусть даже с вашей женой или служанками, я свинья неразборчивая, все… ем!
Он нахмурился.
— Увы, традиции и законы эльфов неизменны. Ничего менять нельзя.
— Жаль, — сказал я, — а то бы мы с вами, чувствую, махнули не глядя. По вашим, как бы честным, глазам вижу, что и вы поэльфили в свое время, возможно, еще с питекантропшами и даже лемуршами…
Он надулся и дальше вел меня, не отвечая, через залы, по морде вижу, точно было что-то с питекантропами, да еще и неудачное, иначе чего бундючиться, мы такие моменты вспоминаем всегда с широченной улыбочкой, словно торт в одиночку сожрали, пока остальные в прихожей обувь снимают.
Я поглядывал по сторонам, это местным эльфам неприлично и даже непристойно вертеть головой по сторонам, а я особый эльф, дикий, неотесанный, алмаз в общем, мне все можно, я простак за границей, потому бесстыже рассматривал эльфиек и точно так же их спутников, демонстративно делая вид, что не вижу половой разницы, все такие хорошенькие, что вот прям щас бы пожмакал в своих загребущих, я не слишком утонченный и разборчивый, у диких эльфов своя эстетика фрикций…
В каждом из следующих залов эльфов меньше, в двух вообще пусто, управитель все замедлял шаг, я видел, с каким неудовольствием он заговорил, глядя прямо перед собой в пространство, даже голову повернуть не изволит:
— Вы свои обязанности знаете?
— Еще бы, — ответил я бодро.
— В чем они заключаются?
— Быть на земле чело… тьфу, эльфом!
Он поморщился.
— Да, но это общие обязанности. А частные?
Я скромно опустил глазки.
— Ну, не при женщинах же…
Он сказал с надменной суровостью:
— Я имею в виду, в данном случае?
— А-а-а, — протянул я. — Ну, конечно, знаю! А как же! Еще бы!.. Хотя вообще-то нет, не совсем как бы знаю.
Он сказал резко:
— Вам надлежит бдить!
— Бдить и не пущать, — подтвердил я. — Как раз работа для принца. Даже эрцпринца. Нет, курпринца. А там, глядишь, за такое и до кронпринца повысят. Что-то еще?
— Ничего, — подчеркнул он. — Это великая честь пробыть семь суток телохранителем королевы Синтифаэль…
— …созданной из солнца и Света, — подсказал я на случай, вдруг он забыл, все-таки такой древний, питекантропов помнит, по углу лицевой кости вижу, память должна быть уже больше питекантропья, чем неандерталья. — И буду ее телохранитить в каком смысле?
— В самом прямом, — ответил он чопорно, насторожился и взглянул на меня с подозрением. — А что за странный вопрос?
— Я сам странный, — сообщил я. — У меня насчет самого прямого свои соображения…
Он надулся и сказал надменно:
— Вы будете присутствовать в личных покоях королевы, но вы не смеете с нею заговаривать или обращаться к ней.
— Уф, гора с плеч!
— Вы будете, — продолжил он неумолимо, — окутаны аурой ее присутствия, будете впитывать ее, этого вам хватит на несколько ваших серых жизней!
— Здорово, — сказал я. — А как насчет…
Он сделал знак замолчать, очень похожий на жест заткнуться, точно у него в предках был кто-то из питекантропов. К нам медленно, в такт нашим все более торжественным и церемонным шагам, приближается роскошная стена с такой же дверью, где если нет золота, то лишь потому, что на том месте рубины или другие драгоценные камни. Массивная ручка выполнена с дивным изяществом в виде некой удивительно грациозной птицы.
Я не успел протянуть руку к этой ручке, как дверь тихонько открылась. Управитель продолжал движение, это он наверняка открыл, а то и сама дверь отворилась, завидя его великолепие.
Молча дивясь роскошным покоям, перед которыми любые королевские или императорские показались бы хижиной дровосека или углежога, я поспешил следом, молча громко ахая при виде такого яркого, но строгого убранства.
— Королева, — произнес он едва слышно, — в следующем зале. Вам надлежит войти и встать с той стороны двери. Этой двери. Молча. Не шевелиться. Не чесаться. Не сопеть. Не рыгать. Не хрюкать…
Я прервал:
— Быть, как статуя, ясно.
Он кивнул, ответил еще тише:
— Наконец-то.
— А дышать можно?
Он подумал, оглядел меня с головы до ног и ответил с великой неохотой:
— Увы, можно.
Наконец последняя дверь, он остановился от нее в двух шагах и замер, как истукан. Я хотел пнуть ногой в раззолоченные створки, но вспомнил, что здесь я не принц, а рядовой Ее Величества королевы эльфов, несмотря на свое конство.
Едва тихохонько, как Гаврош, протянул руку, дверь послушно распахнулась, ощутив приближение моих музыкальных, надеюсь, пальцев, и вообще моей одухотворенной творческой и вообще всемерно и неоднозначно одаренной натуры.
Мне почудилась тихая нежная музыка, но тут же сообразил, что это всего лишь отклик в моей богатой оттенками душе, а вообще здесь оглушительная и почти оглушающая тишина для подчеркивания моей победнокопытной поступи царя природы и доминанта.
Зал освещен ярко, но уходит вдаль, и там весь теряется в таинственном полумраке не только пол, но и стены, и бесконечно высокий свод.
