– Ты ничего необычного в этом лагере не заметил? – спросил я его.
– Да тут всё необычно: охраняемая территория, два пулемёта на вышках, собаки сторожевые, а ближние подступы патрули обходят, – ответил он. – Ко всему прочему стрелки эти, снайперы долбаные, которые по мишеням так метко шмаляют. Вокруг дикость полная, а у них десяток СВД в хорошем состоянии и патронов без счёта. Ясен пень, что этот лагерь от всех остальных отличается очень сильно.
– Нет, Андрюха, я не про то. Ты посмотри, у снайперов этих клановых татуировок нет, и речёвки они не выкрикивают.
Он снова приставил к глазам бинокль, посмотрел на стрелков, продолжающих свой тренинг, и сказал:
– Действительно, так и есть. И что это значит?
– Эх, госбезопасность, – вздохнул я, – посмотри на мишени, они разные, но в основном это ростовые фигуры на возвышении, которое напоминает трибуну.
– Так, вижу, – подтвердил Астахов.
– А теперь вспомни, кто у нас перед большими массами народа на трибунах любит выступать?
– Да ну?.. – удивился капитан.
– Вот тебе и ну. Точно тебе говорю, это по душу нашего президента стрелки. Они диверсантов готовят, и это нам ещё удача улыбается, что мы на этот тренировочный центр напоролись, но гарантии, что он один такой, никакой.
– А может быть, это не к нам?
– Всё может быть, ведь есть ещё Воронеж, Шахты, Донецк, Днепропетровск и Киев, в конце концов. Этих хлопчиков могут куда угодно направить, только рано или поздно они и к нам придут.
– Есть предложения?
– Предлагаю провести налёт на этот лагерь.
Капитан помедлил и сказал:
– Место уж больно для налёта неудобное, да и собаки у них хорошие, нас по-любому почуют.
– Нас и так со дня на день обнаружат, следопыты здесь отличные, так что пора уходить. И если так, то на прощание хотелось бы дверью погромче хлопнуть.
– Давай ещё сутки понаблюдаем, местность подробней осмотрим и пути отхода присмотрим. После этого и решим, как поступить. Идёт?
– Пусть будет так.
Наше наблюдательное место на лесной опушке заняли бойцы, а мы вернулись в свой лагерь в глубине леса. Ко мне тут же подскочил наш радист Кум и сказал:
– Мечник, Дебальцево на связь выходило.
– Что Татаринцев передал?
– Начальство требует языка.
– Это всё?
– Да, больше ничего не было.
– Вот видишь, – повернулся я к капитану, – всё одно придётся светиться.
– И всё же давай торопиться не будем.
Отряд приступил к разведке местности и подготовке к налёту на базу снайперов. Планировалось, что в следующую ночь мы проникнем на территорию лагеря и, как только нас обнаружат собаки, вступим в бой, подавим огневые точки противника, закидаем длинное одноэтажное здание, отведённое под казарму рядового состава и курсантов, гранатами, а языка возьмём в домике инструкторов, который стоял чуть в стороне от основных построек. Уж кто-кто, а учителя должны были знать, для чего своих питомцев готовят.
Однако всё пришлось переигрывать на ходу, поскольку ближе к полудню в тренировочный центр под охраной двадцати бойцов прибыли два проповедника, и не абы кто, а самые настоящие Звёздные, то есть руководители всего этого сатанинского сообщества, мечтающего очистить мир от ересей. Важные лица в лагере не задержались, посмотрели на тренировку, толкнули бодрую пафосную речь и спустя всего пару часов направились в сторону Харькова.
По какой дороге в Васищево прибыли проповедники, мы засекли ещё на подходе, так что с местом для засады определились сразу, и за то время, что Звёздные были в лагере, успели занять позиции и засели по правой обочине широкой грунтовой дороги, идущей в сторону областного центра. Не всё идеально, но время поджимает, и скоро колонна будет здесь. Сидим, ждём, и вот появляются они, те, кто нам и нужен. Впереди – дозор из пяти воинов клана, потом основная процессия – две повозки с проповедниками, которые тянут четыре раба, и десять бойцов по бокам. Оставшаяся пятёрка вражеских воинов следует позади.
Снимаю АКМ с предохранителя и выцеливаю командира вражеских бойцов, полноватого, но тем не менее крепкого мужика, который с важным видом шествует рядом с первой повозкой и о чём-то переговаривается с пассажиром.
– Работаем! – кричу я и длинными очередями полосую чуть вырвавшегося вперёд вражеского десятника.
Противник падает, а рядом с ним на пыльную сухую дорогу, обильно смачивая её своей кровью, ложатся ещё два вражеских бойца. Нам нельзя задеть ценных пленников, а потому погибают не все охранники. Несколько человек ныряют в лес на противоположной стороне дороги, где и растворяются без следа. Мать их за ногу, этих лесников!
– Вперёд! – Основная группа наших воинов остаётся на месте, а я, во главе пятёрки гвардейцев, сменив опустошённый магазин и передернув затвор, выбегаю на дорогу.
С противоположной обочины с еле слышным противным свистом в нас летит несколько дисков. От своего я увернулся. Перекат вперёд – и я рядом с повозкой, из которой вылезает человек в чёрном балахоне, расшитом во всю спину тремя золотыми шестиугольными звездами. Прыжком встаю на ноги, автомат в руках, и приклад одним коротким тычком бьёт проповедника в лоб. Он падает на колени, его подхватывают под руки два гвардейца и волокут к нашим позициям.
– А-а-а-а! – Из кустов напротив вылетает низкорослый дикарь с копьём в руке и, выставив его перед собой, устремляется ко мне.
Видимо, он хотел защитить своего босса и рванулся ему на выручку, но ствол «калашникова» уже направлен на него. Короткая очередь в несколько патронов вышибает ему мозги, и я отхожу вслед за своими парнями. Красиво сработали, на быстроту, хотя и не идеально, охрану почти всю перебили, а двое всё же ушли и находятся где-то неподалеку. Теперь наверняка за нами вслед пойдут и будут своим товарищам метки оставлять, которые в погоню за нашим отрядом двинутся. Это ничего, ещё посмотрим, каковы они в деле. Так ли в бою хороши, как дружинники в Дебальцеве говорили, или это у страха глаза велики.
– Отход!
Мы мчим по лесу и, несмотря на то что с нами пленники, а вокруг бурелом, продвигаемся очень быстро. Наш отряд – сплошь профессионалы, и для нас лес – это дом родной. Вдруг замечаю, что вместе с нами бежит один из рабов, которые тянули повозку проповедников, сухопарый и стройный парень с неровно обрезанными короткими русыми волосами и неизменным рабским клеймом на лбу. Бежать ему неудобно, на ногах – вместо нормальной обуви какие-то обмотки, но он не сдаётся и не отстаёт, замечает мой удивлённый взгляд и весело улыбается. Ладно, в кайф ему побегать за ради собственной свободы, пусть бежит. Если отстанет, его проблемы, а выдержит нашу скорость, значит, стоит на него внимание обратить.
Бежали мы до самой темноты, а направление выбрали на городок Змиев. За несколько часов преодолели около двадцати километров, форсировали два ручья и одну почти пересохшую речку, и я скомандовал привал. Наши бойцы рухнули на редкую лесную травку, и каждый в этот миг хотел только одного – отдышаться и дать отдохнуть ногам.
