На вдруг замолчавший австралийский городок обратили внимание не сразу. В большом мире хватало дел и забот. Лишь ближе к вечеру, когда пыльный автобус привез домой тридцать школьников с экскурсии к озерам, учителя и водитель обратили внимания на странно пустые улицы.
И на тишину. Молчал городской радиоузел, не было слышно привычного шума «Шкурника» — цеха по обработке овечьей шерсти. Мертво молчала абсолютно пустая детская площадка. И светофоры не горели.
— Дэйв, стой... — Встревоженный учитель, пока напарница старалась успокоить заволновавшихся детей, настороженно осматривал улицу. — Что-то не так.
Автобус сбавил скорость. Водитель на всякий случай посигналил — один раз, коротко. Сигнал странно и дико прозвучал в мертвом городе и почти сразу смолк, когда за поворотом прямо поперек улицы обнаружилось два автомобиля с распахнутыми дверцами.
А потом стали попадаться первые тела. Кровь. Полуобгрызенный скелет — на нем еще осталась приметная цепочка, которую любила носить библиотекарь Кэти...
— Боже! — вскрикнул чей-то голос. — Господи...
Автобус развернулся и, набирая скорость, рванулся
прочь.
Глава 25
ОЧИЩЕНИЕ
Ало-золотой вихрь радостно вскинулся, распахнул навстречу теплые объятия. Огненные языки обвили плечи, и как всегда, мягко, радостно курлыкнул Феникс, отзываясь на ласку, отвлекаясь ненадолго от врага. И тает усталость.
— Лина... Гори и живи, девочка, — прошелестел теплый голос. — Гори и живи и ты, приемыш. И ты, маг, темный и светлый. Не бойтесь, вас мой огонь не тронет. Счастье видеть вас в моем укрытии.
— Мы с просьбой.
— Я знаю. Нужна помощь?
— Да. Очень...
— Вижу, — колыхнулись алые лепестки. — Вижу...
Одежда давно сгорела, осыпалась искрами и пеплом. А синяки и ссадины остались. И «холодок». Теперь, когда Лина соприкасалась с ним, можно сказать, вплотную, через руку Вадима, ей было намного трудней сдерживать Феникса. «Холодок» виделся тому хищником, громадной черной нежитью в птичьем облике, и Феникс просто бесился, порываясь вступить в бой с этой непонятной и очень невкусной тварью — только для того, чтобы защитить хозяйку.
Хороший мой.
— Храбрый птенец, — согласилось Пламя. — Как и ты.
— Помоги. Ведь еще не поздно?
— Не поздно. Опасно. Слишком много черного, светлый маг. Слишком много боли. Отпусти...
— О чем... говоришь? — Вадим болезненно поморщился, похоже, «холодок» зверел с каждой минутой. — Я хочу избавиться от него.
Пламя качнулось, вскипела-опала золотая волна. Будто вздох.
— Этого мало. Отдай остальное.
— Что?
— Ты знаешь. Тебе не надо было просить его о таком. Это не твое, молодой Страж. Не твоя память, не твоя вина. И боль не твоя. Отпусти. Отдай...
— Я должен был.
— Не должен. Ты думал, что должен. Но нельзя идти по жизни чужим путем. И с чужим грузом за плечами. Тебе не сотворить своего, пока смотришь чужими глазами, понимаешь?
Отбрось это. Отстрани. Отдай...
Пламя мерцает, поднимаясь-опускаясь, меняя цвет, вихрясь и закручиваясь у центра, мягко, размеренно, в каком-то завораживающем неотрывном ритме. Лина встряхивает головой, отгоняя внезапно подступивший сон, и непонимающе всматривается в Дима, который неожиданно перестал опираться на ее плечо. Бледное лицо мага разглаживается, с него исчезает уже въевшаяся боль, тает невыносимая усталость и горечь.
От-пус-ти. Om-дай. Om-nyc-mu. Om-дай.
Дим даже улыбается — чуть-чуть, самыми кончиками губ, словно начиная верить во что-то хорошее.
Om-nyc-mu. Om-дай. Om-nyc-mu. Om-дай.
Он не замечает, как огненный вихрь мягко касается его лица, как исчезают, словно впитываюсь под кожу, огненные языки.
Отпусти...
— Ты забираешь чужую память? — Пальцы Лёша находят ее руку, они теплые и сильные, но на миг, пока он не успел закрыться, Лину почти хлестнуло мгновенной острой вспышкой тревоги. Он тут же спохватился, и новое касание подарило теплоту и нежно-ласковое «я люблю тебя, знаешь?». Эмпат несчастный.
«Лёш, ну что ты? Все будет хорошо. Правда... Веришь?»
«Конечно. Только...»
— Я не стану отбирать твое, приемыш, — шелестит Пламя. — Не все твое. Ты смог поставить преграду, ты умеешь. Но мертвое — отпусти.
— Я не...
— Мертвое — отпусти, — повторяет тихий голос. — Нельзя так. Она — моя. Отдай...
О чем они? Почему у Лёша такое окаменевшее лицо?
— Ей будет лучше...
— Как?
— Будет. Она была огонь, она должна вернуться в Пламя.
— Лёш? — Лине отчего-то страшно. — Лёша...
Зеленые глаза, где переплелись боль и гнев. Не Лёш...
Алекс, снова Алекс. Последний раз?
— Хорошо, — размыкаются наконец его губы. — Хорошо...
Бушует вокруг огненная буря. Сгорает в Пламени чужое и чуждое, привнесенное и заимствованное.
Настоящее остается.
Все хорошо. Все будет хорошо.
Так просто?
Вадим не знал, что его удержало в пещере фениксов. Просто стоял и смотрел на огненную стену, за которой скрылись Лёш, Лина и Дим.
Дим... он чувствовал свою копию так ясно и отчетливо, словно Дим находился на расстоянии вытянутой руки. Нет, даже меньше. Дима — и «холодок». Какой, к дьяволу, холодок — лед, мороз! То, что когда-то досталось ему самому, перед нынешней дрянью действительно всего лишь «холодок». А это дайи. Впитано в разгар какого-то ритуала, да еще замешано на чьей-то смерти. Смертях. Что ты наделал, Дим, преисподняя, зачем?..
Одна надежда — этот Дим старше и сильнее, чем был Вадим... нет, Димка, получивший страшный подарок. В отличие от будущего Повелителя, этот все знает и понимает. Рядом с ним родные и любимая девушка. Вытащат. Удержат. Хотя бы до того мига, как Вадим перетянет «холодок» в себя.
Бывший Повелитель криво усмехнулся. Что ж, ему не привыкать жить с этой тварью внутри.
Машинально, по въевшейся в кровь привычке использовать все доступные ресурсы, он прикинул, как применить к делу нового «жильца» и как компенсировать мероприятия, которые могут из-за него сорваться. Свод точно не будет рад, придется держать «холодок» подальше от людей, зато общение с Ложей станет не в пример легче.
И все-таки зачем Дима потащили в пещеру фениксов? Не доверяют Стражам? Боятся, что в Своде его будут изучать и ментально препарировать, как когда-то самого Вадима? Но тащить к родовому Пламени — главной святыне клана? Зачем? Если только...
