«Доброе утро, соня. На всякий случай: сегодня 6 августа, дела терпят, Дензил и Александр все держат под контролем. Так что если не выспался, можно добрать еще часок-другой.
P.S. Кофе и плюшка только для того, чтобы у тебя хватило сил дойти до кухни и получить полноценный завтрак. Вздумаешь удрать по своим делам — схлопочешь.
Еще P.S. Кто такая Беатриса? Хотелось бы узнать...когда-нибудь».
Вадим провел рукой по лбу и поймал себя на том, что улыбается. Именно сейчас, когда на столике дымилась чашка с кофе, именно сейчас, когда за летящим почерком вдруг проступил-зазвучал мамин голос, именно сейчас, прочитав полушутливую угрозу, он особо ясно и остро ощутил то, что коснулось вчера усталого сознания.
Он дома.
Вадим не был склонен к самообману: это не его реальность и не его семья. И эта Людмила — не его мать. Преисподняя, они практически ровесники! Но...
Но она как-то справлялась с ролью матери не только для Марины и его здешнего альтер эго — за вчерашний вечер, как бы ни давила каменным прессом усталость, Вадим отметил и спокойное, истинно сыновнее самоощущение сироты Игоря, и обожающий взгляд здешнего Яна, и свободную улыбку Лины. В семье Соловьевых любви хватало на всех. И материнского тепла тоже.
И он может себе позволить немного погреться в этом тепле. Немного... перед тем как опять впрячься и потащить свой воз. Надо поговорить с Димом и разделить работу. Надо узнать, что там накопал Дензил. Надо разобраться наконец с проектом станции и запустить производство хотя бы «сердечников», с территориями станет понятно позже. Надо, кстати, пообщаться с людьми на предмет выделения этих территорий. И лучше побыстрей. Только сначала — Дензил. Вадим поискал глазами свою одежду, снова наткнулся на записку.
«Вздумаешь удрать по своим делам — схлопочешь», — невинно напомнила записка. И Вадим усмехнулся...
На вкус плюшка оказалась именно такой, как он помнил.
Засыпая, они оставили окно открытым, и сейчас листья уютно шелестели, словно приглашая подремать подольше.
Мм... Хорошо-о как!
Тревоги отступили, Дим нашелся, все остальное решаемо! И они наконец выспались. Хорошо так выспались...
Не открывая глаз, Лина мягко «погладила» сонного Феникса — тот курлыкнул — и потянулась погладить кое-кого еще, кто тоже должен был быть где-то рядышком. Но рука нащупала пустоту.
Эй, а где?
«Кое-кто» нашелся неподалеку. Скрестив ноги, Лёш сидел на полу и сосредоточенно работал с шаром. В последнее время молодежь приспособилась не только наговаривать информацию на кристаллы и шары, но и подсоединять к нему клавиатуру и набирать текст.
И сейчас десять пальцев Лёша быстро и легко танцевали на клавишах, и, судя по всему, не первый час. Зеленые глаза сосредоточенно прикрыты, между темных бровей вертикальная морщинка...
— Регенератор, — еле слышно звучит тихий голос. — Две доли крови, очищенной «белым фильтром»... доля «аква витас»... помню. — Неслышно пляшут клавиши под тонкими пальцами, мерцает шар, принимая информацию. — Есть. Дальше. «Взрывник» — заклинание на кварце. Помню. «Песчаный вихрь»...
Лина подождала пять минут. Ничего не изменилось, разве что неведомый «Песчаный вихрь» сменился не менее загадочным «Вороньим граем», а потом еще более непонятным «Радужником».
На «Зимнем дыме» ее терпение иссякло.
— А заклинание от головной боли? — коварно перебила она погрузившегося в дебри загадочного Лёша.
— Сок калины обыкновенной, наложить «концентратор» и выпить после еды, — автоматически отозвался тот, не отрываясь от клавиш.
— Вот как? А лекарство от боли в спине?
— Мышечные лечатся мазью на основе девясила, позвоночные...
Лёш притормозил. Потер лоб, удивленно, как из Зазеркалья, глянул на феникса и, кажется, стал осознавать, где находится.
— У тебя спина болит?
— Не-а, — Лина с усмешкой прищурила глаза. — Но кое у кого сейчас заболит. От метательного снаряда.
— Какого снаряда?
— А такого. Под названием «подушка». Лови!
И метательный снаряд действительно увесисто врезал по спине заработавшегося мужа.
— Будешь знать, как от жены сматываться!
Вторая подушка мелькнула вслед за первой с той же филигранной точностью: не зацепив ни шар, ни любимую Милину вазу, «снаряд» грузно бухнулся в грудь злостного беглеца из супружеской постели.
Лёш охнул и опрокинулся на пол.
— Мне конец, — трагически сообщил он (не забыв подложить под голову метательное орудие). — Твои снаряды разят беспощадно.
— Будешь знать, как удирать из супружеской постели!
Не вставая, Лёш приоткрыл один глаз:
— Нет предела мстительности женщины. И увы, слабы мои силы, и придется мне покинуть этот свет, не исполнив всех обещаний и не отдав супружеского долга...
— Только попробуй! — Лина с удовольствием кинула бы в сторону злокозненного должника еще чем-нибудь, но, увы, простыня в метательные орудия не годилась, а кроме нее на постели была только лично сама феникс собственной неодетой персоной.
Девушка прищурилась, но ее планы оказались сорваны самым злодейским образом: разложенный диван вдруг уплыл из-под ног, напоследок залихватски помахав простыней, и воздух, внезапно налившийся упругой силой, подхватил и перенес... прямо в раскрытые объятия типа, отказавшегося от исполнения супружеского долга.
— Попался?
— Попалась?
— Диверсант...
— Террористка...
— Неплательщик... Ох, Лёш. Эмпат несчастный...
И смешок, и поцелуй в висок, и взгляд в самые зеленые глаза на свете, и попытка отыскать в памяти то, о чем они только что говорили, и ощущение удивительного тепла, от которого «я» и «ты» мгновенно переплавляется в безраздельно-вечное «мы». Мы...
...На этот раз никто не просил их «приглушить громкость».
— Так чем мой муж занимался на полу?
— Ревизией.
— Чем-чем? — Лина приподнялась на локте.
— Проверял, что помню. Интересно получается: знания остались. Я по-прежнему знаю, как сотворить «Регенератор» и защититься от «Черной паутинки». И перечислить всех членов Ложи. А вот личное — ушло. Знаешь... — Он закусил губу, но все-таки продолжил: — Я не представлял, как это все-таки... ну, давило. Я ведь умею блокировать чужое, я эмпат, меня с детства учили разграничивать свое и постороннее. Но только сейчас, когда оно ушло, стало по-настоящему понятно, насколько все-таки мы разные, понимаешь? Похожие, и одновременно... он совсем другой. Лебедь, которому пришлось стать хищником. Изломанный. Лин, знаешь, о чем я думаю с тех пор, как появился этот Вадим? Я не могу оставить его там. Это неправильно...
