— Не болела, — еле слышно проговорила Мила, не отрывая от нее глаз. — Не болела…
— А что ты сделала? — вмешался Александр. — Я не смог понять. Эта примесь в крови, она?..
— Маленькая семейная тайна. Не подлежит разглашению.
— Это пройдет?
А Лёш так и не задал ни одного вопроса. Только смотрел. Лина отвела взгляд и постаралась сосредоточиться на вопросе Координатора. О чем это он? А-а. Пройдет ли неожиданный исцеляющий эффект.
— Зависит от нескольких факторов.
— Каких, например?
— От подпитки, например.
И от настроения Феникса. Он как раз намекал хозяйке, что неплохо было бы встать поближе к зеленоглазому ведьмаку с такой необычной искрящейся аурой. И вообще.
— То есть, если подпитать, то примесь будет держаться долго? — сделал вывод Вадим. — Очень неплохо для Лёша и его манеры вечно встрять куда-нибудь.
— Кто б говорил!
— Дротики. Снотворное, — проговорила Мила каким-то слишком ровным голосом. — Ты ведь не просто танцовщица, а, Лина?
И две пары темных глаз встретились.
Карие и черные, тревога и затаенная боль, мать… и… кто?
Кто она?
«Ты ведь не просто танцовщица, а, Лина?»
Всего четверть часа назад они сидели за одним столом и вместе тревожились об одном, и пили кофе… и как-то сблизились сразу, как это получается только у женщин — разом, навсегда.
Ты ведь не просто танцовщица?
Лина не стала притворяться, что не понимает, о чем речь.
— Нет. Не просто.
— Я не понимаю, — начала Марина, но замолкла после выразительного знака Марго.
— О чем вы говорите?
— Лина, — торопливо перебил Лёш, — подожди. Это никого не касается!
— Не касается? — Марина постучала по лбу пальцем. — Ты рехнулся?
Тонкие пальчики девушки-подростка рывком взмыли на уровень груди и замерли, накрытые широкой ладонью.
— Подожди, Маринушка, — мягко попросил Александр. — Подожди.
— Но папа!
— Марина, оставь. — В голосе Вадима снова зазвучала та спокойная властность, и девчонка поперхнулась. — Прекрати. Лёш, давай спокойней.
Лина не обращала внимания ни на девочку, ни на Стража. Не рвись, Феникс, все нормально. Будет. Когда-нибудь. Нет, никто не тронет твоего обожаемого ведьмака, дурачок. Это же его семья. С ним все будет хорошо.
А губы у Людмилы дрожат. И глаза не отрываются от твоего лица.
— Феникс… — тихо проговорила женщина.
— Да.
— Пришла за моим сыном.
— Да.
И они замолчали, только глаза… глаза говорили.
«Зачем?!»
«Ты знаешь».
«Ты его не получишь!»
«Я знаю. Я… я знаю».
И Лина опускает ресницы, потому что все решено.
Больше нечего скрывать. И не для чего. Как-то легко… и пусто. Не защищай меня, Лёш. Не надо. Может, так было бы и лучше, но твоя семья точно не будет меня убивать.
А может, так и впрямь было бы лучше. Ну да ладно.
Я не жалею. Ни о чем.
Кажется, мне пора.
— Контракт все еще не отменен, — проговорила она ровно. Сказала Вадиму — почему-то светловолосому ведьмаку было легче смотреть в глаза, чем остальным. — Так что береги брата.
— Что?!
— Лина, нет! Стой!
— Стой.
Но мир уже мигнул в переносе… растворился… и открылся новой гранью.
Глава 8
Не отчаивайся…
И снова ночь, и звездный купол над головой безбрежен и ярок, и ровный рокот моря мягко окутывает покоем. И слезы высыхают под свежим ночным ветром.
А то, что жжет, то, что горит и мучает невозможным чувством потери, ту боль, которая расцветает в сердце колючим огнем… ее ведь можно выплеснуть и по-другому.
Не задумываясь, почти не осознавая, что делает, девушка шагает вперед — туда, где песок у края волн ровен и плотен.
Волна плеснула, как приглушенные аплодисменты.
Да.
Вот так. Шагнуть, замереть.
И вскинуть руки над головой.
Не было здесь людей, на ночном пляже. Единственными зрителями были два краба у края воды. И все же, и все же… Пируэт. Жете, жете, жете. И шум крови в ушах — как музыка. Связка шагов, почти акробатический прыжок.
Здесь, на пустынном морском берегу, танцовщица Фэйт исполнила свой лучший в жизни танец.
Летящий шаг. Движение плеч, почти незаметное движение бедер, миг неподвижности — и связка бешеных фуэте и сумасшедших, почти невозможных пируэтов. Тело летит, словно не касаясь песка, тело изгибается, как травинка по ветром, тело живет.
Она живет!
Кружит, кружит, кружит над головой ночной купол небес, и расстилается под ногами сверкающая дорожка, по которой ей не уйти.
Лицо, запрокинутое к звездам, и танец, как жизнь падающей звезды, — огненный и страстный… и краткий, как жизнь.
Как ее оставшаяся жизнь.
Она плеснула в лицо морской воды — остудить пылающие щеки. Посмотрела на гаснущее серебро луны. Что ж, Лина, пора? Не будем тянуть?
Пора.
Внутри ворохнулся встревоженный Феникс, уловив волнение хозяйки. Да, понятно. Ничего, Феникс. Ничего.
Просто пора.
Ах да, надо зайти домой. В клане перед… Словом, она должна выглядеть достойно.
Вперед.
Ее комната.
Почему-то включенный свет.
Лина все еще была не здесь, все еще задержалась мыслями на морском берегу, на своем прощании, и поэтому опоздала среагировать.
— Мама?
— Мы давно ждем тебя, Лина, — прозвучал ледяной голос Лиз.
Неясное чувство опасности огнем пробежало по крови.
— Что?..
Она инстинктивно отступила, начала отступать… и в этот миг в грудь, чуть ниже горла, ударил парализующий дротик. И Лиз мгновенно оказалась рядом, наложила руку… стены качнулись, на глазах сменив цвет, обратившись гранитом ритуальной пещеры.
— Ты должна ответить на несколько вопросов, — прозвучал затихающий шепот.
— Конец лета.
Эти слова словно холодом дохнули. Прошли по комнате недоброй тенью. Легли на плечи тяжелым грузом.
— Так скоро?.. — голос Деметры — почти шепот.
Светлана промолчала. Мужчины постарались отстраниться от эмоций. Хоть вырванные у времени картинки будущего не обещали ничего, кроме страха и гибели, но голоса звучали ровно и по-деловому.
