Боже всеблагой, что я наделал!..
Свет, у кого мне просить прощения?
Не у кого. Не у кого. Ты даже смертью не расплатишься, потому что не имеешь права! Трусливо убраться на тот свет, предоставив Лёшке и остальным разгребать то, что ты вытворил? Нет уж. Нет у тебя такой возможности. Нет.
Ты не имеешь права на жизнь, после всего. Но и на смерть тоже.
Ты, будь ты проклят, по-прежнему Император. У тебя есть работа, дьявол ее забери. У тебя есть цель — не дать этому миру скатиться в хаос, удержать порядок, пока твоему императорству не выстроят разумную альтернативу. Еще несколько лет, и ты будешь держать под контролем демонов и вервольфов. И ты придавишь вампов с их ненасытными аппетитами. Ты будешь делать все, чтобы люди не провоцировали новые конфликты. Ты костьми ляжешь, а не дашь всем передраться!
Сдохни, а работай.
Вспышка эмоций отбушевала. Вадим мог позволить себе такое только раз в сутки. Днем нельзя. Днем надо было работать. Ночью он должен спать. Должен, потому что правителю нужна ясная голова. А свой груз вины, это неотвязное, горькое, безвыходное, запихни куда хочешь и не позволяй мешать тебе работать. Его не замолишь. Не зальешь. И не разделишь ни с кем. Это как лава внутри, она кипит и жжет, жжет. Не-вы-но-си-мо. Терпи.
— Вадим.
Лёш? Тут? Первый раз за этот месяц. Лёш…
Он медленно обернулся.
Смотреть в глаза младшему было тяжело. Лёшка не сказал ни слова упрека, не поминал прошлое ни словом, ни делом. Но легче от этого не было. Служба слежения и прочие службы, хоть и почищенные, по-прежнему работали, и Вадим знал всё обо всех членах Совета.
Лёш Сокол работал на пределе сил. Служба пропаганды и Служба прогнозов, реорганизованные и пополненные за счет сопротивленцев, трудились только по его заданиям. Дим почти не вмешивался в их работу, только чуть подвинтил снабжение. Задача у них была сложнейшая: в кратчайшие сроки переориентировать общественное мнение, причем так, чтобы основные идеи не противоречили официальному курсу. То, что ни на одном континенте пока не вспыхнуло крупных бунтов — частично их заслуга. Казалось, что между Повелителем и его официально признанным братом больше нет никаких барьеров — Лёш не колол Вадима «величеством» свыше необходимого, наладил отношения между ним и Лигой, что было куда как непросто.
Словом, проблем, на первый взгляд, не было. Но все-таки…
Лёш работал как одержимый, порой сутками, мотался по миру, лично беседуя, проверяя, внедряя какие-то наработки. Поседел за считаные дни, похудел. Вчера Служба наблюдения донесла, что Сокол уже несколько раз появлялся в Теневом зале — комнате, где погибла Огнева — и сжигал там цветок. Красную бархатную розу.
Он словно выгорал изнутри, и Дим не знал, что надо сделать, чтобы это остановить. Подойти поговорить? Но что сейчас можно сказать? И вот сам пришел.
— Дим.
— Что? Ты садись.
— Сейчас… — Лёш как-то отстраненно огляделся, точно в первый раз видел зал совещаний.
— Велеть принести что-нибудь?
Вид какой измотанный. Может, хоть поест? Но Лёш посмотрел странно, сразу отвел глаза, и Вадим запоздало подумал, что вопрос прозвучал слишком по-повелительски. Велеть… Сноб.
— Нет. Хотя да. Только не сейчас. Дим, слушай… Ты меня прости.
— Что?!
— Прости, — устало повторил Лёш.
— Ты о чем?
— Я должен был… все сделать иначе. По-другому. Должен был быть… рядом. А я не смог. Оставил тебя наедине с этим. Тяжело?
Лёшка. Вадим Соловьев, Император мира, почти беспомощно смотрел на брата. Лёш, так нельзя. Не смей жалеть меня. После всего… Так нельзя. Я не могу. Свет, я не-могу-так-больше.
Я должен исправить все. Я ДОЛЖЕН как-то все исправить.
Боль отступила. Перед глазами снова был радужный хаос и печальные лица двойников.
— Вы…
— Ты понял, — кивнул двойник Вадима. — Я стал искать, как исправить. И пришел к единственному выходу — пробой в прошлое. Если предотвратить вторжение дай-имонов…
— Кого?
— Ты узнаешь. Если остановить дай-имонов, то все должно было измениться. И глядя на вас, мы поняли — изменилось. Значит, все не зря.
— Не зря, — тень улыбки касается губ лже-Лёша. — Вы — такие, какими мы мечтали стать. Вы сможете удержать мир на плечах.
— Мы проникли в прошлое на шестнадцать лет. Установили барьер. На него ушли все наши силы. И вы смогли вырасти в мире. Набраться сил.
— Для чего? — вырвалось у Лёша.
Их двойники переглянулись.
— Нам не потянуть барьер дальше. Еще год, максимум полтора — и дай-имоны прорвутся.
— Сейчас они как бы зависли — не здесь и не там, но барьер слабеет.
— Дальше все зависит от вас.
Все зависит от вас. Все зависит от вас.
Каково это — почувствовать себя атлантом? Человеком, который держит мир на своих плечах. Тяжесть может быть невыносима до онемения, до боли и хруста костей. Но ее не сбросишь. Если взялся — уже не сбросишь.
Что нам делать? Вадим смотрел на двойников — своего и брата, которые попробовали это на себе — удержать. Шестнадцать лет — здесь, на страже мира.
Все зависит от вас.
— Что теперь?
Двойник вдруг нахмурился, словно услышал что-то, непонятное остальным.
— Теперь вы уйдёте.
— Что?
— Уходите сейчас. Пока не поздно. Потом вернетесь, когда барьер стабилизируется. Сейчас вам нельзя задерживаться. Уходите.
К демонам опасность! Не сейчас! Мы еще должны узнать про дай-имонов…
Но что-то уже толкает в грудь, не больно, но сильно, и цветные пятна вихрятся, отталкивая от себя чужаков. Последнее, что видит Вадим, — встревоженное лицо седого Лёша.
— Соловьев! Соловьев, как вы?
— Как вы себя чувствуете?
— Что произошло?
Что? Так просто и не скажешь. У Дима и раньше случалось ощущение, что мир не в порядке, но сейчас все было куда хуже. Перед глазами все еще стоял горящий город.
— Вадим? Ты что-нибудь видел? Почувствовал?
— Координатор Даниэль, — медленно проговорил Дим, — кто такие дай-имоны?
Особенно трудно было отказаться от апельсинов. Ян любил их душистую, чуть горьковатую мякоть. Но подсунуть в плод вещество-блокатор было несложно, тем более, насколько Ян помнил, раньше апельсины были иными на вкус. Оранжевый фрукт отправляется под кровать, в укромный угол. А Ян ложится лицом вниз на свою узкую койку и закрывает глаза, приглушая голод мечтами о мире под солнцем.
