— Ты не Лёш.
Ветер зашелестел листьями, качнул над головой ветку, бросил волосы на глаза — не-Лёшки. И как-то сразу все изменилось. Зеленые глаза знакомо потеплели.
— Да нет, это я. Я. Прости, Дим… так получилось нечаянно.
Тело серого пришельца запеленали в семь слоев всевозможных защит. Нинне, мягко оперируя зачарованными инструментами, снимала темную, изрядно потрепанную одежду. Пабло россыпью подбросил в воздух кристаллы и разместил их по окружности — чтобы изображение шло с разных точек. Ну что ж, приступим.
— Свет!
Белый, почти кипящий свет бьет из стола, просвечивая тело пришельца.
— …случайно. Он хотел только передать для нас несколько воспоминаний о дай-имонах, чтобы мы знали.
— Кто — он? — уточнил Дим, уже зная ответ.
— Алекс. Алексей Сокол. Мой двойник из барьера.
Дим молча смотрел на брата. Тот вздохнул:
— Но получилось не так. Не знаю, может, он и я слишком уж похожи, больше, чем вы с тем Вадимом, но получилось, что на передачу пошла вся память, по крайней мере, взрослой жизни.
Удивления не было. В Лёшкином признании сходилось все — «шероховатости» последних дней, странности в поведении брата. Его знания, его замкнутость, его новая песня про войну, короткая и непривычно жесткая. Чужая память, значит. Та еще память.
— Значит, Алекс.
То, что у двойника было другое имя, почему-то успокоило. Слегка. Значит, Лёшка разграничивает свою жизнь и чужую память. Но, демон побери, на шизофрению смахивает.
— Да.
— И… как оно? — Дим попробовал представить, каково это — иметь два сознания, две памяти. Наверное, благодаря их «связке» он может это представить лучше кого-то другого. И все-таки отдает шизофренией.
— По-разному. То, что не нужно, потихоньку уходит, приглушается, гаснет. Будто рисунки на солнце выцветают. Я стараюсь оставлять полезное. Но иногда чье-то слово или лицо будто выдергивают из той памяти какую-то сценку… будто проваливаешься туда. Тогда воспоминание чувствуется как свое… яркое такое… демон его забери совсем!
И снова этот взгляд на сад, такой, будто вместо неясной массы ветвей и листьев Лёш видит что-то совсем другое. Дворец. Или дракона. Или… Свет побери.
— А почему Сокол? Я думал будет что-то вроде Соловья.
Попытка разрядить атмосферу не удалась.
— Не до песен было, — вздохнул Лёш, и от этого ответа, короткого, негромкого, снова повеяло холодом.
А это кто сказал? Его брат или… И кто молчал все эти дни, ни словом не обмолвившись о своих проблемах?
— Мне ты не сказал.
— Нет.
Дим немного подождал, но объяснений не последовало. Словно Лёш внезапно онемел. Или прикидывал, как соврать. Он теперь это хорошо умеет.
Прояснять надо сразу. И все. Непонимание веками гробит народу больше, чем террористы. Поэтому Вадим и задал вопрос, который задавать не хотелось:
— Почему?
Тихо-тихо в саду. Притих даже ветер.
— Прости.
— К демонам. Я не извинений прошу. Объясни, Лёш.
— Все равно прости. Сначала было некогда. Надо было, чтобы Координаторы объявили тревогу, а не занимались шизофренией одного Стража и расспрашивали о… о всяком-разном.
— А потом?
— Потом я просматривал эту память. А она оживала все сильнее, и Алекс этот тоже. А он скрытный. И как-то получилось… я и Лине ничего не сказал, и семье, и Координаторам. Все секреты — под замок.
Похоже на правду. Очень похоже. Скрытный, конечно. Лёшка проникся реакциями своего двойника. Да, очень похоже. Именно поэтому Дим проговорил:
— Врешь.
Лёш посмотрел на него. И словно удар под дых — из его глаз снова выглянул кто-то другой. Старше, опытнее.
— Дим… поверь, так лучше. Не надо тебе это.
Что-то стояло за этими словами странное. Какое-то почти безнадежное предостережение, какая-то горькая забота. Жалость даже.
Не надо. Не лезь. Будет хуже. Не надо.
Дим скрипнул зубами.
— Спасибо за заботу. Ты влез в голову моего брата, навязал ему свои воспоминания, а теперь еще и мной командовать пытаешься? Убирайся! Оставь Лёшку в покое!
— Я уже попросил прощения. И постараюсь… убраться, как ты говоришь. Еще пара дней.
— Пара дней. Так. Объясни, на что.
— Ты знаешь, что такое «регенератор»? «Змеиный песок»? Sueno de plata? Он теперь знает. И примерный расклад сил на Уровнях, и твоих потенциальных союзников. И еще многое. Нужное. И пусть знания и боевые навыки «обкатаются» хоть немного. Сам понимаешь, тогда шансы на выживание повысятся. Хотя бы процентов на тридцать. Прости, но так надо.
Глава 8
Живые сосиски, дети и вечер тайн
Дом встретил Лину сюрпризом. Уже на подходе она услышала что-то вроде «Хватай!», «Лови!», «Мамочка!», причем выкрики доносились именно из тех окон, под которыми Лина когда-то подслушивала разговоры семьи Соловьевых.
Поэтому вполне понятно, что в квартиру феникс ворвалась с ножом в руке. Первое, что она увидела, были рыбки, буквально прилипшие к стеклу. Второе — незнакомую девчонку, замершую на подоконнике. Третье — Игорька, занесшего над головой зонтик… а в следующую секунду к Лине метнулось что-то гибкое, змеевидное, быстрое.
Нож свистнул, пригвождая пробравшуюся в дом змею, та шарахнулась прочь, отбросив хвост подобно ящерице. Розовая, поблескивающая на слабом свету гадина скрылась под диваном.
— Так ее! — донесся комментарий.
— По хвосту, по хвосту!
— Кетчупом ее!
Рыбки азартно болели за новую хозяйку. Не поняла. А при чем тут кетчуп?
— Сидите там! — Феникс махнула рукой в сторону детишек. И присела рядом со странной гадиной. Первый раз попадается розовая змея… Какой странный хвост. Хвост?
Феникс недоуменно приподняла насаженную на нож тварюгу.
— Это сосиска, — чуть виновато проговорил Игорь.
Да, в этом доме не расслабишься.
— Вижу. И что же с ней случилось?
Оказывается, с сосисками случился Игорек. Точнее, неиссякаемое желание мальчишек повыделываться перед симпатичной одноклассницей. Вообще-то он не планировал измываться именно над всеми сосисками, просто так вышло.
— Где-то я это уже слышала, — пробормотала феникс, взглянув под диван. Похоже, там опять что-то шевельнулось.
— Ой, ползет! — заорали рыбки, прерывая Игоря на полуслове.
— Ложная тревога. Так что?
Игорек нервно оглянулся на диван, потом на девчонку (упорно продолжающую сидеть на подоконнике) и потянул из-под стола учебник, вроде Маринкин.
